Трагедия Федры, влюбленной в своего целомудренного и холодного пасынка Ипполита, стала темой для знаменитых творений Еврипида и Расина. Овидий в таких словах показывает Федру, сочиняющую письмо Ипполиту («Героини», iv, 7 и далее):
Трижды признаться пытаясь, я трижды в смущеньи умолкла, Трижды на первых словах оборвалась моя речь. Может любовь лишь посильно стыду уступать: говорить мнеСтыд запрещает – писать повелевает любовь. А где любовь повелела, опасно упорствовать смертным:И властелинов-богов мощь побеждает она. Я колебалась вначале, писать ли; любовь мне сказала:«Федра, пиши: ты письмом склонишь суровость его».Сжалься, любовь! Как мою чрезмерно ты душу терзаешь, Так и его подчини сердце желаньям моим! Не легкомыслие в том, что я брачный союз нарушаю;Всех ты спроси: мою честь не запятнала молва. Поздняя, видно, любовь нас сильнее гнетет; я пылаюВся, и от раны глухой грудь истекает моя. Как со страданьем ярмо переносит впервые телица, Как непокорен узде пойманный конь с табуна, Так непривычному сердцу мучительны страсти любовнойПервые цепи; душа в них истомилась моя. Бремя вины не гнетет, если сызмала к ней привыкаешь;Пыткой любовь для того, кто ее долго не знал. Первый получишь ты дар столь ревниво досель соблюденнойЧести; с твоей чистотой пасть суждено и моей[90].
Она утешает себя мыслью, что весь ее род обречен на странную любовь:
Уж не семейный ли рок этой страстью сулил мне томиться? Род в исступлении наш весь дань Афродите несет. Зевса Европа любила (ведем от нее мы начало):Образ притворный быка ей олимпийца скрывал;Мать Пасифая моя в роковом извращении страстиГрех выдала свой, явив миру уродливый плод…
Любовь Федры к Ипполиту переполняет ее в то мгновение, когда она видит его:
Нравился ты мне и раньше, но тут воспылала я страстью, Всюду, до мозга костей, пламя любви разлилось. В белом хитоне сияя, чело увенчал ты цветами;Чистым румянцем стыда юный окрашен был лик. Лик тот… другим он казался холодным, и строгим, и черствым;Если же Федре судить, он лишь отвагой дышал. Не выношу я мужчин, что по-женски лицо свое холят;Самый лишь скромный уход вашей приличен красе. Именно строгость твоя, безыскусной прически небрежность, Легкая пыль на щеках – все это красит тебя. Вижу ль, как диких коней ты строптивую выю смиряешь —Мерным изгибом ноги долго любуюсь твоей;Иль богатырскою дланью копье ты упругое мечешь —Мышцы могучей руки любящий взор веселят;Держишь ли дрот роговой с острием из железа широким —Что б ты ни делал, моим ты ненагляден очам. Жесткость ты только свою оставляй среди зарослей горных! Не заслужила, мой друг, смерть от тебя я принять. Грустный удел, без конца легконогой служить АртемидеИ Афродиту лишать чести, что ей суждена.
Федра ссылается и на то, что ее муж Тесей почти забыл ее:
Вовремя медлит Тесей… и промедлит он долго, надеюсь:У Перифоя Тесей, милого друга, гостит. Да, мы признаться должны – не скрывать же виныочевидной! —Что Перифоя и мне он, и тебе предпочел……Уважай же священное ложе —Ложе отца, что тебя сыном стыдился признать! Или нечестье тебя нашей связи запретной пугает? Мачеха – пасынок – звук именований пустых! Друг мой, стыдливость такая тогда уж свой век доживала, Кронос когда в простоте правил сынами земли. Зевс же примером своим наслажденье возвел в благочестье:Сделал дозволенным все, брата с сестрою союз. Прочною цепью лишь те единят сокровенные узы, Что Афродита узлом крепко стянула своим. Трудности нет нашу тайну сберечь. Бери дар у богини! Всякую скроем вину мы под покровом родства. Пусть наши видят объятья – обоих похвалят нас люди:Стану лишь нежной для них к пасынку мачехой я. И не придется тебе о полуночи грозного мужаДверь отворять, обманув зоркий привратника глаз:Дом, как и прежде, один приютит нас: лобзания нашиЯвными были досель, явными будут и впредь. Будешь со мной ты спокоен: грехом похвалу лишь стяжаем, Хоть бы на ложе одном был ты застигнут со мной. Только решайся скорей, не откладывай счастья минуты;Так да пребудет в тебе добр мой мучитель Эрот! О, не гнушается Федра к униженной просьбе прибегнуть;Где ее гордость теперь, где величавая речь? А ведь к упорной борьбе я готовилась, твердо решиласьГрех одолеть свой, – да нет твердости места в любви! Побеждена, пред тобою главу преклоняет царица;Что мне прилично, что нет – видеть любовь не дает;Я отстыдилась, и Честь, свои бросив знамена, бежала;Сжалься над пленницей ты, строгий свой дух укротив!
Эти цитаты составляют лишь часть длинного письма Федры, но их вполне достаточно, чтобы дать представление об этих набросках. Письма женщин очень тонко и ясно раскрывают их характер; и все же они – не героини греческой трагедии, а куртизанки августианского Рима. Многие их слова напоминают нам «Науку любви».
