Главная > Сексуальная жизнь в Древнем Риме > Так оно и следует — Сословию нашему в искренней…

Так оно и следует — Сословию нашему в искренней…

Так оно и следует —

Сословию нашему в искренней дружбеБыть между собою. Посмотри на матрон из знатнейших родов, Как они меж собой держат дружбу и связь. Если мы так станем делать, подражая в этом им, И тогда с трудом избегнем зависти; они хотят, Чтобы мы нуждались в том, что есть у них, бессильны былиСами по себе всегдаИ нуждались во всем, для того чтобы ихОбо всем постоянно просили. Если к ним зайдешь, захочешь тотчас же уйти назад. В лицо подольщаются к нашему классу, А случай представится им – за спиноюКоварно водой обливают холодной. Мужей, мол, у них обольщаем всегда мы, Разлучницы мы! И принизить нас рады. Мы обе, я и мать твоя, отпущены на волю…

Мы видели, что дочери патрицианского семейства было невозможно стать проституткой, не запятнав себя бесчестьем (infamis). Но перед дочерьми вольноотпущенников такой проблемы не стояло. Римские матроны особенно ненавидели этих девушек, подозревая (не без оснований), что те искушают их мужей. Соответственно, старуха говорит («Шкатулка», 78):

Это годно для матроны, милая Селения, —Одного любить и выйти замуж, с ним всю жизнь прожить. А любовница подобна городу богатому:Не добьешься в одиночку цели без толпы мужей[68].

Приключения мужчины ограничиваются условием, о котором Плавт говорит в другом месте («Куркулион», 35):

Нет препятствия, Никто не запрещает, если деньги есть, Купить, что на продажу выставляется:Не делай по владеньям огороженнымТропы, не тронь вдовы, замужней, девушкиИ мальчиков свободных. В остальном – люби[69].

Возможно, даже эти немногие цитаты из Плавта не вполне уместны в данной главе, ибо наша цель в конечном счете – показать сущность римской любовной жизни, а не обращение с эротическими темами в латинской литературе. Поэтому мы последуем примеру Палдамуса и на этом оставим Плавта. Все, что сказано о Плавте, равно приложимо и к Теренцию, чьи сочинения более утонченны, но гораздо более греческие по духу. На этом покончим с древнейшими драматургами.

Среди поэтов, чьи творения дошли до нас, первым о любви заговорил Лукреций. Его работа представляет собой назидательную поэму, в которой автор пытается объяснить учение своего наставника Эпикура. Среди прочего, он обращается и к теме любви – конечно, не в порядке личных воспоминаний, как Катулл, а теоретически, подобно Шопенгауэру с его главами о сексуальной жизни. Но сочинение Лукреция написано поэтическим языком, поэтому можно привести из него несколько цитат. Его поэма начинается с прославления Венеры, пусть в устах атеиста оно и звучит неуместно. Вот что говорит поэт (i, 1):

Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада,

О благая Венера! Под небом скользящих созвездийЖизнью ты наполняешь и все судоносное море, И плодородные земли; тобою все сущие твариЖить начинают и свет, родившися, солнечный видят. Ветры, богиня, бегут пред тобою; с твоим приближеньемТучи уходят с небес, земля-искусница пышныйСтелет цветочный ковер, улыбаются волны морские, И небосвода лазурь сияет разлившимся светом. Ибо весеннего дня лишь только откроется облик, И, встрепенувшись от пут, Фавоний живительный дунет, Первыми весть о тебе и твоем появленьи, богиня, Птицы небес подают, пронзенные в сердце тобою. Следом и скот, одичав, по пастбищам носится тучнымИ через реки плывет, обаяньем твоим упоенный, Страстно стремясь за тобой, куда ты его увлекаешь, И, наконец, по морям, по горам и по бурным потокам, По густолиственным птиц обиталищам, долам зеленым, Всюду внедряя любовь упоительно-сладкую в сердце, Ты возбуждаешь у всех к продолжению рода желанье[70].

Несмотря на торжественное прославление верховной богини Венеры, ниже поэт предупреждает людей (особенно мужчин) о последствиях любви, выступая почти как разочаровавшийся Дон Жуан или гедонист; его предупреждения порой носят близкое сходство со словами опытного сластолюбца Овидия. Лукреций говорит в книге iv (1052):

Комментарии закрыты.