Так еще нежен пушок на щеках твоих, так еще мягок, Что его может стереть ветер, и солнце, и вздох. Точно такой же пушок и плод айвы покрывает, Что начинает блестеть, девичьей тронут рукой. Каждый раз, как тебя я раз пять поцелую покрепче, Я бородатым от губ, Диндим, твоих становлюсь.
Он же снова появляется в призыве к участию в сатурналиях (xi, 6):
В пышный праздник Сатурна-серпоносца, В дни правленья у нас рожка с костямиПозволяешь ты, – в этом я уверен, —Вольный Рим, нам шутить стихом игривым. Улыбнулся ты, значит, нет запрета. Убирайтесь, унылые заботы:Говорить будем мы о чем придетсяБезо всяких угрюмых размышлений. Влей вина мне покрепче, мальчик, в кубок, Вроде как Пифагор, Нерону милый, Наливай ты мне, Диндим, да почаще:Никуда не гожусь я трезвый! Выпью —И пятнадцать сидит во мне поэтов. Поцелуев Катулловых ты дай мне, И, коль дашь мне их столько, сколько счел он, Воробья ты Катуллова получишь.
Марциал очарован благоуханием этих поцелуев (xi, 8):
Что выдыхает бальзам, сочась с иноземных деревьев, То, чем кривою струей вылитый дышит шафран, Дух, что от яблок идет, дозревающих в ящике зимнем, И от роскошных полей, вешней покрытых листвой;И от шелков, что лежат в тисках госпожи Палатина, От янтаря, что согрет теплою девы рукой;И от амфоры, вдали разбитой, с темным фалерном, И от садов, где цветы пчел сицилийских полны;Запах от Косма духов в алебастре алтарных курений, И от венка, что упал свежим с волос богача. Перечисленье к чему? Будет мало. Но все сочетай ты:Утренний так поцелуй мальчика пахнет у нас.
В стихотворении xi, 73 содержится грубое признание, которое мы не можем пропустить, оценивая личность поэта:
Лигд, обещаешь всегда ты ко мне прийти на свиданье, И назначаешь когда, и назначаешь куда. Тщетно лежу я и жду, истомленный мучительной страстью, И по-иному порой я облегчаю ее. Что пожелать, вероломный, тебе по заслугам и нравам? Чтоб тебе зонтик носить, Лигд, за кривой госпожой!
(Точно такое же облегчение от страсти упоминается в стихотворении ii, 43, 14.) Очевидно, Марциал не стремился посвятить себя исключительно любви к женщинам; и вот еще одно важное признание в этом (ix, 67):
Целую ночь я провел с такой шаловливой девчонкой, Что не способен никто в играх ее превзойти. Тысячью ласк утомлен, предложил я стать ей мальчишкой, И согласилась она сразу без всякой мольбы.
Если кого-либо это шокирует, пусть он вспомнит, что не кто иной, как Гете, однажды написал:
Когда мне наскучит девушка, пусть она для меня станет мальчиком.
Но в этой любви к мальчикам содержится очень сильный эстетический элемент. Так, Марциал всегда может сочинить тонкую эпиграмму на прекрасного виночерпия Домициана, мальчика, которого воспевал и Стаций, и лучше всего стиль этих двух поэтов можно сравнить, сопоставив короткие и изящные эпиграммы Марциала с многоречивой помпезной поэмой Стация на эту тему. Вот одно из стихотворений Марциала (ix, 12 [13]):
Имя твое говорит нам о нежном времени вешнем, Что доставляет грабеж краткий Кекропа пчеле;Имя твое подобает писать Ацидамии тростью, И Киферея его радостно вышьет иглой;Из Эритрейских должны состоять его буквы жемчужинИль из камней Гелиад, что растирали в руке;Пусть его к звездам несут журавли, начертавшикрылами;Имя достойно твое цезарских только палат.
Вот несколько искусных строчек о волосах мальчика, принесенных в жертву (ix, 16):
Зеркало, вестник красы, и волос прелестные прядиПо обещанью принес богу пергамскому в дарМальчик, какой во дворце милее всего господину, Имя которого нам напоминает весну. Благословенна земля, что таким осчастливлена даром! Не предпочла бы она и Ганимеда кудрей.
Марциал (подобно Катуллу в его свадебной песне) лишает женатого человека права любить мальчиков (xii, 97):
За женой молодой хоть получил тыБольше, чем ненасытный муж мечтает, —Деньги, знатность, воспитанность, невинность, Все ж изводишься, Басс, на кудряшей ты, Заведенных на женины же средства.
Вот еще о том же самом (xi, 78):
