Подводя итог теме гладиаторских игр, Фридлендер…
Подводя итог теме гладиаторских игр, Фридлендер весьма справедливо указывает (Цит. соч. С. 420) – и мы полностью согласны с ним, – что «Рим позаимствовал этрусское развлечение в грубый, воинственный век. Сперва это была редкая забава, но со временем она становилась более распространенной, и через несколько веков превратилась в обыденную. Мало-помалу, передаваясь от семьи к семье, укореняясь все глубже, этот обычай проявил свою неодолимую силу. А сила эта была колоссальна – она одна смогла превратить первоначальное отвращение к жестокости в удовольствие от нее, и не было никого, кто мог бы избежать влияния этого духа, который пронизывает всю эпоху. Более того, казни, сопровождаемые пытками, во все эпохи привлекали зрителей».
Но Фридлендер забывает добавить, что люди приобретали привычку к жестокости не только под влиянием обычая, но и из-за садистских наклонностей, которые спят более или менее глубоким сном в сердце каждого человека, но, однажды проснувшись, неизменно стремятся все к более сильной стимуляции и к более полному удовлетворению. Этими словами можно закончить главу о римском садизме. Мы заглянули в самую глубь римских сердец и что в ней нашли? Несдерживаемые порывы «жажды власти», находящей выход в актах жестокости.
Но дальше непредубежденный исследователь сделает новое открытие. Из этого моря ненависти, из этого безумия жестокости, которое бушевало с беспрецедентной яростью на аренах, вырастает благороднейшее слово религии. Подобно нежному цветку над темной и сырой землей, поднимается та истина, которая чужда всей римской природе: «Бог есть любовь».
До нынешнего времени все авторы старались показать, что новая религия, Евангелие всеобщей любви, со всеми его бесчисленными социальными последствиями, появилось по воле провидения как что-то странное и неслыханное среди деградировавшего человечества «умирающего античного мира». Сегодня мы знаем, что никакого чуда не было. Оргии ненависти и жестокости не могли не породить Евангелие любви, тем самым компенсируя себя; так, в жизни отдельного человека жестокие и злобные побуждения часто через механизм компенсации развиваются в чистейшее человеколюбие. В этом свете весь римский садизм представляется необходимым шагом к новому, истинно благородному состоянию человечества.
Глава 3
Римская религия и философия в отношении к сексуальной жизни
А) Религия
Во втором разделе данной главы мы обсудим вопрос, оказала ли какое-либо влияние философия на сексуальную жизнь римлян и насколько сильным было это влияние. Сейчас же рассмотрим отражение сексуальной жизни в римской религии.
Нет ничего удивительного в том, что первобытный человек видел в плодородящей силе нечто таинственное и божественное. Шопенгауэр утверждает, что в сексуальных побуждениях проявляется «сокровеннейшая сторона природы, сильнейшая воля к жизни», а такие древнегреческие поэты и мыслители, как Гесиод и Парменид, называли Эрос Первоисточником, Творцом, Принципом, который породил все сущее. Точно так же сексуальные побуждения обожествляли многие другие народы – и не последние среди них римляне.
Именно в этом смысле отчетливее всего проявляется колоссальная разница между классическим и христианским представлением о сексуальной жизни. В древности, особенно в Греции и Риме, сила плодородия вполне бесхитростно рассматривалась как создающая новую жизнь и, следовательно, как нечто заслуживающее почестей и обожествления. Но христиане видели все сексуальное в первую очередь как бездуховное и бессознательное, требующее подавления силой духа, иначе же перерастающее в такие дикие излишества, которые подавляют все прочие проявления души. В этом смысле христианство позаимствовало идеи Платона. Именно он, как мы увидим ниже, одним из первых перестал доверять чувствам и объявил им священную войну. Мы можем согласиться с мнением Ницше, что «деградация» началась именно с этого философского отношения к чувствам; можно также сказать, что пересмотр представлений о сексе являлся составной частью «прогресса цивилизации», – все зависит от точки зрения. Но по крайней мере ясно, что в античную эпоху люди, которые не придерживались доктрин Платона и подобных мыслителей, подходили к сексу все так же бесхитростно и примитивно. В сексе они видели что-то существенно природное, однако содержащее в себе и проявляющее божественную силу.