Но больше всего времени и сил тратят они на укладку…
Но больше всего времени и сил тратят они на укладку волос. Одни женщины прибегают к средствам, которые могут сделать их локоны светлыми, словно полуденное солнце: как овечью шерсть, они купают волосы в желтой краске, вынося суровый приговор их естественному цвету. Другие, которые довольствуются черной гривой, тратят все богатства своих супругов: ведь от их волос несутся чуть ли не все ароматы Аравии. Железными орудиями, нагретыми на медленном огне, женщины закручивают в колечки свои локоны; излишек волос спускается до самых бровей, оставляя открытым лишь маленький кусочек лба, или пышными завитками падает сзади до самых плеч»[65].
Многие другие авторы рассказывают о различных способах высветления кожи и волос. По словам Цицерона («Оратор», 23, 79), иногда ими пользовались и мужчины.
Тертуллиан написал целый трактат о женском туалете (De cultu feminarum); он и другие христианские авторы нападают на обычай женщин румянить щеки, который, по их мнению, может вести лишь к прелюбодеянию. Кроме того, была широко распространена практика каждую ночь накладывать маску из мазей и смывать ее утром молоком ослицы; считалось, что это сохраняет свежесть кожи и предотвращает образование морщин. Иногда так поступали и мужчины-щеголи, например, по словам Светония, император Отон (Светоний. Отон, 12). Особенно часто пользовались этим рецептом гомосексуалисты, чтобы их кожа выглядела свежей и молодой.
Наконец, был широко распространен обычай удалять с тела все волосы: растительность на теле считалась уродством. Ни на одной женской статуе античных времен мы не видим ни лобковых волос, ни волос под мышками, так как принимались меры к их уничтожению. Сенека Старший говорит («Контроверсии», i, префикс, 8), что изнеженные юноши «пытаются превзойти женщин в гладкости тел». Особенно часто так поступали педерасты. Марциал пишет с грубой откровенностью (ii, 62):
Подведем итоги. С развитием эллинистической цивилизации, проходившим под влиянием греков, римляне познакомились с искусством ухода за телом – искусством, которое отчасти обязано своим появлением усложнению жизни, а отчасти – естественным склонностям. В конечном счете мы должны признать тесную связь этого искусства с сексуальной жизнью.
3. Танцы и театр
Нередко приходится слышать, что танцы – одна из тех сфер деятельности, которую можно объяснить только с позиций секса. Такое обобщение, конечно, неверно. У каждого народа есть танцы, не имеющие никакого отношения к сексу. Мне кажется, что намного истиннее замечание Шопенгауэра: «Танец представляет собой бесцельный выход избыточной энергии». Философ здесь не возмущается, а констатирует факт, и если мы согласимся с ним, то поймем, что танец вполне может быть выражением эротических чувств, но нередко он выражает совершенно иные чувства.
Чтобы разобраться в отношении римлян к танцам, мы должны отталкиваться от определения Шопенгауэра. Римляне были здравомыслящими, практичными земледельцами, солдатами и политиками. В эпоху подъема Рима к всемирной власти у них не было нужды в «бесцельном выходе избыточной энергии». Позже все стало по-другому, но тогда, как мы увидим, и их отношение к танцу изменилось. Римлянин никогда сознательно не расходовал энергию «бесцельно»; он действовал чрезвычайно целенаправленно и всю энергию тратил на расширение своего государства. Он не мог понять, откуда у людей может взяться избыточная энергия и как ее можно растрачивать без всякого смысла. Вот почему римляне, по своей сути, не обладали артистическим началом. Они не понимали истинной сущности танца, этой бесцельной деятельности, а греки с их прирожденным артистическим чутьем предавались танцам, как законченные артисты. Любой разговор об отношении римлян к танцам следует начинать со знаменитого замечания Цицерона (Pro mur., 13): «Никто, пожалуй, не станет плясать в трезвом виде, разве только если человек не в своем уме».
Но не следует думать, что в Риме никто не танцевал. Согласно Плутарху («Нума Помпилий», 13), одним из древнейших римских обычаев был военный танец или весенний танец салиев – по сути, процессия религиозного характера. Интересный комментарий по этому поводу приводит Варрон (см.: Сервий. Комментарий к Вергилию. Эклога v, 73): «Смысл танцев на религиозных празднествах в том, что, по мнению наших предков, ни одна часть тела не должна оставаться в стороне от религиозных ощущений». С этим мы можем сопоставить танцы при погребении знатных людей, или на основанных Нероном ludi juvenales.