Дальше следуют сцены, напоминающие современную оперетту…
Дальше следуют сцены, напоминающие современную оперетту – главные персонажи неожиданно начинают говорить стихами. Например, «Киркея (девушка, о красоте которой говорилось в предыдущей цитате) обвила меня нежными, как пух, руками и увлекла за собой на землю, одетую цветами и травами.
Растянувшись рядом на траве, мы играючи обменивались тысячей поцелуев, стараясь, чтобы наслаждение наше обрело силу…»
Чуть позже во время этой страстной любовной сцены Петроний показывает нам, как исполнилось проклятие Приапа (сексуального божества, которое Энколпий оскорбил в прошлом). Любовник неожиданно лишается силы, то есть становится импотентом, что неудивительно с физиологической точки зрения, учитывая его невоздержанную жизнь. Импотенция – излюбленная тема эротической литературы всех времен; ее затрагивает например, Гете в своем «Дневнике». Петроний, как и следовало ожидать, в ярких деталях описывает это несчастье и его последствия; в этом описании мы встречаем некоторые интересные подробности о том, как лечили подобные недуги в ту эпоху. Самый интересный момент, вероятно, следующий: пациент должен не только придерживаться особой диеты и обращаться за помощью к специальным божествам, но и обязан взять фаллос, обмазанный маслом с толченым перцем и крапивным семенем, и ввести его себе в анус; во время этой процедуры пациента медленно хлещут по нижним частям тела пучком зеленой крапивы. Очевидно, уже тогда римляне знали о связи между половыми органами и анальными нервами. Или, выражаясь популярно, была известна флагелляция с сексуальными целями – хотя, насколько нам известно, в римской литературе об этом больше нигде не упоминается. В этой же связи Петроний описывает грязную сексуальную сцену с тремя персонажами. К сожалению, в этом месте текст утрачен, и мы не можем с уверенностью судить, имеет ли она какое-то отношение к восстановлению потенции Энколпия. Но вполне возможно, что именно этой целью и мотивировано появление данной сцены.
Наконец, мы доходим до эпизода, который для современного вкуса и нравственности кажется ужасающим, – юный Гитон для развлечения участников пирушки лишает девственности семилетнюю девочку.
Приведенных отрывков вполне достаточно, чтобы дать читателю приблизительное представление об этом романе. Было бы абсолютно неверно делать вывод, что все современники Петрония были столь же порочны и похотливы, как и некоторые персонажи и сцены в «Сатириконе». Его герои не принадлежат к правящим классам – это невежественные выскочки, вольноотпущенники и рабы. И мы должны помнить, что автор пытается изобразить этих людей сатирически, примерно в том же стиле, что и современные юмористические газеты грубого пошиба. Поэтому невозможно поверить, чтобы все его описания были реалистичны. Все же отношение Петрония к гомосексуализму, как мы уже сказали, поразительно; и в этом смысле «Сатирикон» является ценным свидетельством о бисексуальных наклонностях современников Петрония.
На этом закончим разговор о теме романа. Можно сказать пару слов о его стиле и композиции и задаться вопросом: могут ли эротические рассказы иметь эстетическую ценность? Вероятно, к «Сатирикону» можно относиться достаточно терпимо, если принять гипотезу, что эта книга принадлежит к классике литературы, но откровенные сцены романа в наши дни отнесут скорее не к искусству, а к порнографии. А как оценивали сочинение Петрония его современники? Мы не знаем наверняка. По словам Риббека (Указ. соч., iii, 169), «можем вообразить себе успех, с каким были встречены эти сочные рассказы Петрония, признанного знатока хороших вкусов, при бесстыдном дворе Нерона; удовольствие, которое уличные сценки и похотливые рабы возбуждали в самом императоре, любившем окунаться в разгульную ночную жизнь своей огромной столицы; интерес римской знати к тонким переходам стиля, соответствующим положению и характеру повествователя, и к идиомам, вульгарностям и просторечиям, предстающим как воплощенный голос реальности; и усмешку гордых римлян при виде тщетных попыток провинциальных снобов подражать им».