Поведение, предшествующее ухаживанию, и взрослые сексуальные требования

Так называемые свидания (dating) американских подростков, которые постоянно упоминаются в кино, сериа­лах, радиопостановках, в рекламных объявлениях, в руковод­ствах по этикету для мальчиков и девочек, это, конечно, спе­цифическая манера поведения среднего класса. Мальчишки из трущоб, мальчишки, которые бросают школу в 14 лет после седьмого класса, сельские ребята, которые рано оставляют школу, чтобы работать на ферме, держатся стайками до тех са­мых пор, пока они не окажутся способными вступать в пол­ноправные сексуальные отношения. Они продолжают считать женщин в первую очередь средством собственного удовлетво­рения до и вне брака, специально предназначенным для того, чтобы вынашивать детей, готовить им еду и спать с ними после вступления в брак. Их привычки и привычки тех девушек, ко­торых они будут впоследствии преследовать и, возможно, же­нятся на них, очень сильно отличаются от стилизованной мо­дели свиданий, представленной в популярном искусстве. Но так же, как и модели одежды, хотя и очень различаются по цене, сейчас изготавливаются в одном стиле, отчего девушка из ра­бочего класса, бедная, одевается в принципе в той же манере, как и гораздо более богатая девушка, — так же распространя­ется и стиль поведения, установленный средним классом. Этот стиль формирует мечты и обусловливает неудовлетворенность тех групп, которые не могут достичь их ни в какой форме.

Среди малообеспеченной части населения меньше имми­грантов первого поколения, которые настаивают на том, что дочерей до брака должны сопровождать более зрелые женщи­ны или пожилые дамы. Подобных переселенцев становится все меньше, но все больше становится дешевых отелей, в которых устраиваются танцы, подражающие очень сложным и тщатель­но устроенным мероприятиям социальной верхушки, которые в какой-то степени способствуют внебрачным связям. То, что раньше называлось «выходом в свет», сейчас становится все более стандартизированным. Вечеринки и празднества все больше переносятся из домов, где нет слуг, в отели, где появле­ние незваных гостей настолько вероятно, что приемы и ухват­ки, которые раньше можно было встретить только на танцпло­щадке в шахтерском поселке субботним вечером, теперь появ­ляются даже в высших кругах. Все эти изменения сужают про­пасть между социальным стилем слоев, лишенных привилегий, и обладающих привилегиями. Это вовсе не означает, что раз­личия исчезают совсем, что девушка, которая заплатила 100 долларов за платье, не может точно оценить стоимость платья девушки, сидящей от нее в кинотеатре через проход, и сказать, что оно стоило 14 долларов 78 центов, но они обе сидят в од­ном и том же кинотеатре, в одном и том же ряду, и за билеты они заплатили равную сумму Если нарисовать их силуэт, то разницы не будет никакой. Элита может застенчиво прятаться за слово «свидание», но девушки из этого класса, оставшись одни вечером в субботу, плачут столь же горько, как и все дру­гие. Дело не в том, что мы становимся в меньшей степени сно­бами или меньше настаиваем на классовых границах, но раз­личие между классами постоянно уменьшается. Девушка с фаб­рики, девушка из общества, дочь издольщика, которая может взять почитать на время экземпляр журнала «Лайф», который не на что купить, все так или иначе реагируют на платье, кото­рое описано как «приманка для свидания». Одну из них пере­дернет от такого определения, а две остальные с грустью поду­мают о том, что они сами будут надевать в ближайшую субботу, и как себя будут вести их возможные спутники. Но образ этого платья проникает глубоко в их сознание и играет там роль, ко­нечно, значительно отличающуюся от той, которую это платье играет в жизни девушки, ближе всего соответствующей изоб­раженной на обложке.

Когда в группе мальчиков и девочек в средних классах1 ус­танавливаются ритуалы свиданий, прежние битвы за одобре­ние и благоволение отца или матери неожиданно выходят на поверхность. Это потребности, которые проявлялись в ранние годы, когда оба родителя беспокоились, смогут ли их дети дос­тичь чего-то значительного. Во многих обществах, которые я описала ранее в этой книге, дети надолго отходят от сексуаль­ных состязаний, живут и общаются в рамках однополой дет­ской группы, где они постепенно дозревают до взрослой жиз­ни. Очень вгГжно, что наиболее бросающиеся в глаза различия обнаруживаются между группами маленьких мальчиков и де­вочек в тех обществах, где окончательные взаимоотношения между мужчинами и женщинами преисполнены сексуальнос­ти. Это Самоа и Бали. В этих случаях отношения между муж­чинами и женщинами в наименьшей степени описываются в терминах настойчивости, самоуверенности, агрессии, соперни­чества и т. п. Родительская любовь и лишение родительской любви не «завязаны» на развивающиеся самоуверенность и аг­рессивность ребенка, но привязаны к телу ребенка, и это тело с самого начала воспринимается как тело мальчика или девоч­ки, который позднее станет мужчиной или женщиной, т. е. это тело сразу воспринимается как исполненное мужской или жен­ской сексуальности. Это ожидание сексуальности (или требо­вание сексуальности) слишком велико для того, чтобы маль­чики могли с ним справиться и чтобы для девочек оно было социально безопасно, поэтому дети отходят от сексуальности и ждут, пока не повзрослеют достаточно, чтобы вновь встро­иться в общую картину, найти себе любимого человека соглас­но той модели, которую они усвоили от родителей.

Но американские родители изначально не рассматривают своих детей как принадлежащих к одному или другому полу, по крайней мере это не важно для детско-родительских отноше­ний. То, что у этих маленьких существ есть тело, отзывающее­ся на прикосновение руки родителя или на свет в его (ее) гла­зах, — тоже не так важно. Родители-американцы в первую оче­редь озабочены ростом личности своих детей, и они восприни­мают своих детей как потенциальное достижение, как средо­точие потенциала, и поэтому детям необходимо давать наилуч­шие шансы, наилучшее образование, наилучшую тренировку навыков для того, чтобы они могли достичь успеха в жизни. Жизнь — это гонка, в которой и мальчики, и девочки должны участвовать с ясным взглядом, свежим дыханием, чисто умы­тые, не забывая таблицу умножения, чтобы в итоге допрыгнуть до нужной и точно приземлиться. Это гонка, в которую они должны вступить как можно быстрее, в четыре года они уже звонят по телефону, умеют обращаться с деньгами, занимают­ся спортом и проявляют свои умения и компетентность, совсем как взрослые.

В других сообществах взросление — это достаточно устра­шающее дело для ребенка, который воспринимает его как при­нятие телесной роли взрослого. Для мальчика взросление оз­начает стать любовником взрослой женщины и отцом детей, для девочки — стать любимой и матерью. Но стоит девочке оки­нуть взглядом свое крохотное тельце, или мальчику — свои за­чаточные половые органы, — они понимают, что необходимо подождать, и прекращают играть в «маминого сынка» и «ггапи — ну девочку». Ведь играть им пришлось бы в одиночку, и они ждут, ждут десять лет или околотого, пока не повзрослеют. В об­щем, чем более специфически сексуальными будут взрослые отношения, а это может в свою очередь включать взгляд на представления о браке как преимущественно сексуальном воз­держании, и при этом отсутствие сексуальных отношений не заменяется ничем другим, так вот, чем более сексуальными ока­зываются взаимоотношения взрослых, тем в большей степени дети воспитываются в восприятия взрослости как сексуально­сти, тем больше дети нуждаются в том, чтобы расти в покое и не подвергаться постоянно требованиям, которые они не мо­гут выполнить. Возможно, правильнее было бы обсуждать ла­тентный период — период между детской сексуальностью, со­средоточенной на родителе, и пробуждением сексуального са­мосознания у подростка, как особый феномен движения к сек­суальной зрелости, который можно заглушить или, наоборот, каким-то образом подпитать и усилить, что зависит от соци­ального устройства общества и установлений.

Но в Америке, где родители делают больший акцент на раз­витие личности ребенка, на жизненном успехе, мальчики едва ли отличаются от девочек по поведению и ожидаемой структу­ре характера, их поведение практически не связано с моделью поведения родителя того же пола, и для латентного периода остается все меньше и меньше места. Для мальчика-американ­ца повзрослеть — вовсе не значит взять на себя ответственность и риск полноценного сексуального поведения. Повзрослеть означает надеть длинные брюки, как старший брат, водить ма­шину, зарабатывать деньги, ходить на работу, быть начальни­ком самому себе и позвать девчонку в кино. Ну, может, немно­го петтинга, а может и много, с девчонкой, которую только за этим все и приглашают. Но никто не ожидает, что имитации сексуального поведения взрослых, которая присутствует в ри­туале свиданий, приведут к взрослым результатам, т. е., напри­мер, брачному союзу на всю жизнь или беременности. Свида­ния — это всего лишь часть состязания, социальной игры, в которой мальчики и девочки демонстрируют свою популяр­ность, предъявляя себя группе сверстников, будучи в паре с популярным представителем противоположного пола2. Успех среди девчонок, если на тебе правильная шляпа или ты моешь­ся правильным мылом, — это часть личности молодого чело­века, которого раньше или позже позовут в главный офис ком­пании и скажут, что он-таки назначен на долгожданную работу младшего руководителя. Но также, как менеджер по персона­лу, будет рад узнать, что молодой служащий обладает успехом у девушек, тот же самый менеджер по персоналу нахмурится, если узнает, что этот молодой человек или его ровесник славен сво­ими добрачными сексуальными похождениями. Любовь и ус­пех, к которым стремятся мальчишки и девчонки, о чем они мечтают и ради чего они расчесывают волосы, чистят ногти, изучают книги по этикету, копят карманные деньги и зарабо­ток, эта любовь и этот успех имеют очень небольшое отноше­ние к сексу или к телу как таковому.

Эта социальная игра называется «свидания», мальчики при­глашают девушек, девушек необходимо пригласить, чтобы они пошли, поэтому мальчики вынуждены просить. И мальчики, и девочки должны одеваться надлежащим образом, согласно мо­лодежной моде на данный момент, свидание должно проходить таким образом, чтобы вся референтная группа сверстников смогла об этом узнать, иначе свидание не считается. Долгая связь ухаживания и особой одежды в течение многих столетий здесь скрывает подлинную суть вопроса. Из-за того, что свида­ние и особый выбор одежды настолько связаны, существует предположение, что свидание и есть ухаживание. Но мужчины прежде раскрашивали себе лица не для того, чтобы завоевать женщину, а для того, чтобы произвести впечатление на врагов или мужчин-соратников, а оружием женщины в битве с себе подобными были жемчуга и страусовые перья. Одежда, цветы, танцплощадка — все это части игры, но их нельзя отождеств­лять ни с ухаживанием, ни с первично сексуальным поведени­ем, хотя модель так называемых «свиданий», конечно, очень сильно влияет на взаимоотношения более взрослых американ­цев и американок.

То, что «свидания» — это в первую очередь игра, состяза­ние, в которой публично признанная популярность, — это же­ланный приз, можно проиллюстрировать, рассмотрев поведе­ние тех, кто не ходит на свидания, но отстраняется или еще в достаточно раннем подростковом возрасте образует постоян­ную пару. Здесь мы обнаруживаем две группы: первая — моло­дые люди (юноши и девушки), чья пробудившаяся сексуаль­ность доросла сама до того, что их уже можно назвать влюб­ленными друг в друга, и поэтому игра в свидания для них бес­смысленна, им не нужно демонстрировать что-то публике, им просто нравится быть в обществе друг друга. Вторая группа — это те мальчики и девочки, которые, не будучи влюбленными, зависят друг от друга, нуждаются в защите друг друга, это не­популярная девочка и непопулярный мальчик, которые скры­вают свою неудачу, свой недостаток популярности, делая вид, что они очень нравятся друг другу. Вне группы ходящих на сви­дания есть большие периферические группы: мальчики и де­вочки, которые настолько физически незрелы или некрасивы, что чувствуют себя неподходящими для этой игры, где как бы ожидается физическая готовность к сексу, и еще мальчики и девочки, у которых недостаточно денег или подходящей одеж­ды для этой игры, мальчики и девочки, которые настолько глу­боко заинтересованы в чем-то другом, что это защищает их от желания тратить время на игру, которая им совершенно не ин­тересна. Но у тех, кто допущен к игре, есть глубокий страх быть неправильным, ненормальным, это естественное следствие вто­ропях составленных и слабо усвоенных культурных моделей. Страх отклониться от этих моделей удерживает их в игре, ок­ружающий их мир подростков, каждый журнал, который они берут в руки, и ожидания их родителей — все это заставляет их продолжать игру, потому что считается, что это способ проде­монстрировать свою успешность.

Но какое воздействие модель свиданий оказывает на акту­альное половое поведение американцев? В первую очередь она определяет взаимоотношения мужчины и женщины как ситу­ативные. Вы «ходите на свиданку», вы определяете свою под­ругу, как «та, с которой вы ходите на свидание», вы стонете, потому что в городе не с кем пойти на свидание. Ситуация, оп­ределяемая как свидание, включает в себя выход в свет с де­вушкой или юношей правильного социального происхождения, в достаточной степени популярных, т. е. популярность этого мальчика или девочки должна быть немного выше, чем ваша собственная. Именно по этому тоскуют и этим хвастаются, ког­да достигают. Рассматривая ситуацию поверхностно, мы можем обнаружить не так много отличий от «девочки в лодочке» из мечтаний английских студентов или «девочки под полной лу­ной», которая постоянно встречается в романтических песнях. Но мальчик, который хочет, чтобы у него было свидание, вовсе не заинтересован собственно в девушке, он заинтересован в том, чтобы быть в некой ситуации, преимущественно на пуб­лике, где знакомые люди увидят его вместе с девушкой, увидят, что у него есть девушка, и не просто девушка, а девушка, кото­рая хорошо овевается и уделяет ему внимание. Он выводит ее в свет подобно тому, как выезжает на своей новой машине, что­бы похвастаться, но в данном случае отношение к девушке еще более безличное, чем к машине, потому что машина принадле­жит ему (пока и он, и машина целы), а девушка согласилась выйти с ним всего лишь на один вечер. Эта долгая практика стремления и получения удовлетворения из ситуаций, которые сами по себе бессодержательны, дальше станет для американ­ца хорошей заменой, по мерс того как он приспосабливается к требованиям новой работы, учится забывать старых друзей с прежней работы, потому что они больше не входят в состав группы, с которой он сейчас общается, от него ожидают стили­зованной теплоты и сердечности по отношению к сослужив­цам3. Во время последней войны английские наблюдатели были смущены кажущимся противоречием между тем, что среди аме­риканцев подчеркивается дружба между однополчанами, они очень горевали и у многих были нервные срывы после смерти приятеля, но подробное исследование показало, что эти отно­шения дружбы были временными и преходящими. Было обна­ружено, что эта самая «дружба» была «встречей по одежке»: они дружили, потому что они оказались распределены в одну и ту же военную часть, а вовсе не потому, что каким-то образом по­нравились друг другу как личности. В результате эта дружба не дозревала и не становилась настоящей. Приятель-солдат, так же как и «девушка-на-свидание», — это функция ситуации, внутри которой определена модель поведения. Это не значит, что плохо прошедшее свидание не может вызвать пережива­ний, поскольку обязательства по отношению к тем, с кем че­ловек оказался в паре в рамках данной ситуации, для амери­канской молодежи очень важны. Даже если раньше ты не встре­чал человека, с которым ты сейчас пошел на свидание, следует сделать все возможное, чтобы не расстроить своего партнера. На самом деле все даже хуже, если вы встречаетесь первый раз, потому что ваш партнер (друг или подруга) в меньшей степени способен связать ваше поведение с какой-то регулярной и впол­не простительной особенностью характера, и таким образом не принимать ваше поведение близко к сердцу.

Модели поведения, усвоенные во время свиданий, не толь­ко учат американских мальчиков и девочек ситуативному под­ходу к отношениям, но эти самые модели поведения важны, так как этот первый случай обнаружения эмоционального ас­пекта принадлежности к тому или иному полу в жизни амери­канцев позитивно оценивается с тех пор, как голубая или розо­вая ленточка была повязана на погремушке или детской коляс­ке. Страх, что мальчик окажется неженкой, конечно, присут­ствует всегда. Но во многих обществах, где мамы, кормя гру­дью младенца, хорошо осознают, что мальчик принадлежит к другому полу, а девочка — к их собственному, — первичное ус­воение половых ролей происходит очень рано и в течение жиз­ни не подвергается сомнению. Такое усвоение возникает в глу­боко эмоциональной ситуации, а ситуация кормления — это прототип сексуальных отношений взрослых, не только из-за своей взаимной дополнительности, но и по эмоциональному тону. Мать может дразнить, позволять, провоцировать, подда­ваться, у нее может меняться настроение. Так же может вести себя жена или любовница впоследствии, и такой же мужчина захочет видеть свою жену. Но в американской модели, где к детям обоего пола относятся в первую очередь как к личнос­тям, когда в отношения с ними вмешиваются вещи и бутылоч­ки, кроватки, пеленки разделяют тела родителей и тела детей, — все служит для того, чтобы заглушить это изначальное усвое­ние. Там, где половые различия подчеркиваются, акцент дела­ется на самоуверенность и агрессию, а не на подавление теле­сных чувств. Вместо ситуации, в которой половая потребность ребенка крайне очевидна в четыре года, после чего скрывается до переходного возраста, мы имеем ситуацию приглушенной детской сексуальности и переживания собственного пола, за которым следует высоко развитая ролевая игра в раннем под­ростковом возрасте, вызванная вовсе не активностью половых желез и даже не воспоминанием о детских телесных радостях, но требованиями игры в свидания. Дети оказываются втяну­тыми в нее не вследствие призыва или потребностей тела, но из-за собственной самоуверенности, агрессивности, стремле­ния к достижению, стремления быть успешными и популяр­ными. Причем правила игры и вся игра описываются в очень сексуально нагруженных терминах. Девочка должна позабо­титься о своих груди и ногах, а внимание мальчика сосредото­чивается на всех мужских принадлежностях. Преувеличение принадлежности к определенному полу является одним из ус­ловий игры, а секс как таковой оказывается вторичным — это способ получить желаемое или достигнуть поставленной цели.

Девочка усваивает, что чем она привлекательнее и на рабо­те, и на танцплощадке, тем больше у нее шансов получить по­вышение по службе или удачно выйти замуж. Она усваивает, что над привлекательностью можно работать, используя разум, деньги и ловкость. У девочки нет оправдания, она не может поникнуть в-етчаянии из-за того, что у нее плохая фигура или «не такие» брови. Соответствующая диета или аккуратно скро­енная одежда поможет исправить фигуру, правильно подобран­ная косметика поможет исправить брови. В одной из извест­ных «Школ очарования» на церемонии выпуска на экран про­ецируется фотография каждой выпускницы до поступления, на этих фотографиях мы видим избыточный вес, плохой вкус в одежде и отсутствие элегантности, а потом девушка отдергива­ет бархатный черный занавес и выходит сама, стройная, под­тянутая, прекрасно одетая и накрашенная. Наибольших ова­ций заслуживает не самая красивая, но та, которая больше все­го изменилась. Мальчик, который отказывается пригласить на свидание девочку, которая не строго выравнивает шовчики на чулках, делает то же самое, но в точности наоборот. Он гордит­ся девушкой, которая следит за собой, которая показывает, что она вложила достаточно сил, чтобы он мог ею гордиться. И об­лик мальчика тоже все больше и больше начинает соотносить­ся с этой задачей — волосы, зубы, прическа, шляпа, костюм, все это должно демонстрировать, что он заботится о своем внешнем виде, а также о том, что он вообще уделяет внима­ние — повышению по службе, потребителю, рекламной кам­пании, клиенту и своей привлекательности как человека, с ко­торым можно пойти на свидание. Если рассматривать все это с точки зрения другой культуры или с точки зрения недавнего визита в область собственного бессознательного, все это дает нам картину народа, где молодежь чрезвычайно озабочена сек­сом. Их единственный интерес в жизни — это любовь, и лю­бовь определяется исключительно телесно, но мне кажется, что это огромная ошибка. Этот постоянный акцент на сексапиль­ном внешнем облике — скорее, результат использования гете­росексуальной игры как прототипа успеха и популярности в подростковом возрасте. Модель свиданий влияет на сексуаль­ные отношения в молодости и в зрелом возрасте еще и по-дру — гому. Мы, американцы, отказались от института дуэньи, кото­рая сопровождает незамужнюю девушку, мы позволяем и даже одобряем ситуации, в которых молодежь может предаваться сексуальным экспериментам, каким пожелает, любым вариан­там сексуального поведения. В то же самое время наше не­одобрение, если девушка забеременеет, не стало меньше, и про­блема незамужней матери, которой теперь нужно понять, что же делать с ребенком, тоже не стала ни чуточки легче. Мы не одобряем аборты, но при этом практически невозможно обес­печить адекватную и доступную информацию о контроле рож­даемости в силу конфликта позиций протестантов и католиков по поводу этических вопросов, связанных с этой ситуацией. Мы растим девочек так, чтобы они были свободны, доступны, бес­страшны, и их больше не защищают, как в других культурах, стыдливость и страх. Мы воспитываем мальчиков так, чтобы они были столь же свободны и доступны, привыкали к обще­ству девочек и были требовательными по отношению к ним. Мы помещаем нашу молодежь в непереносимую, в общем-то, ситуацию: мы обеспечиваем им все условия для того, чтобы они делали то, за что мы их потом обязательно накажем.

Американская культура придумала странный способ адап­тации к этой ситуации, т. е. петтинг, — сексуальные практики, которые не приводят к беременности. Сохранение девственной плевы, техническая девственность, стала гораздо менее важной, но беременность вне брака до сих пор как бы под запретом. Петтинг — это решение проблемы, но у петтинга свои собствен­ные эмоциональные эффекты, он требует от юноши Pi девушки особенного типа адаптации. Первое правило петтинга — это потребность сохранять полный контроль над тем, насколько далеко зайдет дело. Один импульс, одно воплощенное жела­ние полностью обладать или полностью отдаться — и игра по­стыдно проиграна. Контроль в этой опасной игре, очень похо­жей на катание на лыжах с горы, но к которой вовсе нельзя от­носиться также, всегда отдается девушке. Ожидается, что юно­ша будет просить как можно больше, а девушка не должна под­даваться ему. Можно счесть успешным свидание, где вообще нет петтинга, но только состязание умов, парирование словес­ных ударов: юноша пытается убедить девушку, что он настоль­ко популярен, что у него хватит отваги попросить чего угодно, а девушка убеждает его, что она настолько популярна, что вов­се не нуждается в том, чтобы что-то ему отдавать. Если они друг другу нравятся, когда имеет место петтинг, юноша ожидает, что именно девушка будет удерживать его в рамках, а девушка ожи­дает, что он позволит ей удерживать его.

Именно из этой игры, которая снова и снова повторяется, иногда в течение десятилетия или около того до брака, происхо­дит более поздняя картина супружеской жизни в Соединенных Штатах, где именно жена устанавливает модель сексуальных от­ношений. Именно из этого происходит неспособность многих американок полностью отдаваться в сексе, что для многих ино­странцев оказывается источником смущения, досады, обиды, в результате чего формируются различные компенсации, напри­мер использование алкоголя для того, чтобы ослабить контроль, и популярный ^шф о непобедимом и неотразимом любовнике. Даже если девушка достаточно созрела, чтобы реагировать на предупреждения собственного тела, она сталкивается с необхо­димостью быть как бы совестью двоих, и в то же самое время ей приходится весело, легко и ловко играть в игру, которая никогда не заканчивается, и в которой она всегда может проиграть. По­тому вовсе не удивительно, что фильмы и истории о любви в журналах восславляют стремление к полному подчинению, ко­торому, однако же, никогда нельзя предаваться.

Модель поведения мальчика стол ь же сильно влияет на него. Он учится ценить ситуацию, в которой его держат в узде, в рам­ках, и девальвировать, обесценивать ситуацию, где девушка — плохая, где девушка, которой он хочет прямо сейчас обладать, доступна, и для него поощряющей ситуацией становятся отно­шения, в которых женщина может сказать «нет», и часто так и делает. Специалисты, проанализировавшие современные филь­мы, подчеркнули растущую значимость образа «хорошей-пло­хой девчонки», которая выглядит как, возможно, плохая, а в конце оказывается хорошей4. Та же самая тенденция была пред­речена в куплетах начала 20-х годов:

Как быть нежной стервой, мне нужен совет,

Как согласие дать, сказавши «нет»?

В каком-то смысле ответ был воплощен в культуре амери­канских подростков. Сейчас количество беременностей среди школьниц и студенток колледжей не стало существенно выше, чем двадцать пять лет тому назад, если рассматривать в про­центном соотношении, учитывая количество и тип студентов. Двадцать пять лет назад были и дуэньи, и свидания назнача­лись пораньше, не было поздних встреч. Сталкиваясь с требо­ванием играть в эту опасную игру, молодежь бравирует и высо­ко задирает нос. Поразительное число людей рассматривают ситуацию с точки зрения того добра, которое она приносит, и считают, что хорошо, когда мальчик и девочка помогают друг другу «держаться на плаву». Такое партнерство, в котором каж­дый должен полагаться на помощь, понимание, ответствен­ность и честность другого, — это основа современного амери­канского брака. Браки молодых, которые, может быть даже чу­дом сохранились, пройдя испытания войны, жизни с родствен­никами, инфляции, слишком раннего родительства, неврозы посттравматического стресса, изоляцию и жизнь в чужих мес­тах, основывались именно на этих добродетелях. Партнерство, которому научились юноша и девушка, когда они играли в сек­суальные игры, удерживает их вместе, и они могут быть вполне счастливы, если расходящиеся нормы сексуального удовлетво­рения не были добавлены, ко всему прочему, к тем требовани­ям, которые американская культура налагает на человека, что­бы он мог назвать себя счастливым.

Во время периода свиданий существует императив, что под­росток должен постоянно иметь возможность играть с сексом и выигрывать. Чем младше мальчик и девочка, когда они учат­ся играть в эту игру, в игру частично незавершенного, высоко контролируемого потакания импульсу, тем лучше они могут этому научиться. Чем они младше, тем меньше ситуаций, где может прорваться сильное чувство, которое помешает им учить­ся, но потом наступает брачный союз, и там императив совсем другой. Теперь в браке и мужчина, и женщина должны быть счастливы и всем довольны, здесь больше не имеет значения симметрия удовлетворения мальчика или девочки в той же са­мой опасной ситуации, когда они хотели выиграть совместно. В браке счастливая сексуальная жизнь по-разному определя­ется для мужчины и для женщины.

Для мужчины необходимо всеми силами избегать утраты потенции, которая определяется количественно — подсчиты — вается частота и длительность эрекций, интервал между пер­вой и повторной эрекцией, аккуратность, точность в оценке силы собственного импульса. Существует неявное предполо­жение касательно мужчин, что всякий, кто совокупляется, сча­стлив. Тот тип сексуальной жизни, который раньше помещал­ся за пределы брака, в кварталах красных фонарей, теперь в какой-то степени оказался «импортирован» в брак. Теперь, так же как и тогда, мужчины не вырабатывают каких-то особых приемов, техника секса даже если и освоена, то в значительной степени скорее не благодаря, а вопреки, и к технике относятся с некоторым презрением. Но в то время, когда смыкалась про­пасть между «хорошей женщиной», на которой мужчина же­нился, уважал ее и не распутничал с ней, и, с другой стороны, «плохой женщиной», к которой мужчина прибегал для разряд­ки физического влечения, и чья сексуальная свобода считалась просто вспомогательным средством для стремительного сексу­ального удовлетворения, — по мере того как «плохая» и «хоро­шая» женщина становились все более похожими друг на друга, возникало и новое поведение при свиданиях и петтинге. В ан­глийской и американской литературе поднялась шумиха отно­сительно права и потребности женщин в таком же сексуаль­ном удовлетворении, как и у мужчин.

Эта шумиха>была скрыта под личиной исследования жен­ской психики, в результате которого обнаружилось, что у жен­щины существует такая же потребность в сексуальном наслаж­дении, как и у мужчины. Седобородые мужчины с лицами свя­тых, которые писали об этом и стремились добиться призна­ния этой точки зрения, наверняка, ощущали себя Дедами Мо­розами, которые принесли мешок подарков изобилия туда, где раньше была пустошь и мерзость запустения. Эти новости рас­пространились, и примерно во время Первой мировой войны этот акцент на сексуальном удовлетворении женщины совпал с ослаблением сексуального контроля и с тем, что женщины стали все больше и больше работать в промышленности. Хоро­шей женщиной теперь стала называться женщина, которая должна получать удовольствие от секса, и получать его анало­гично тому, как это переживает мужчина. Сейчас эту точку зре­ния нельзя назвать несостоятельной, и во Франции, и на Са­моа считается, что в счастливых сексуальных отношениях муж­чина должен гордиться тем, что он доставил удовольствие жен­щине, приведя ее к оргазму, сравнимому с его собственным. Ни на Самоа, ни во Франции не считается, что простое совокуп­ление может привести к таким результатам. Возможно, мы пе­решли от пуританской позиции, в которой женщины не долж­ны были получать удовольствие от секса, в то время как «пло­хие» женщины не получали удовольствие больше ни от чего, к такой сексуальной философии и практике, где мужчина обуча­ется различным способам приведения женщины к оргазму Но теперь на сцене появляется еще один источник влияния, такой же сильный, как и первый, — это доктрина, что женщина долж­на испытывать оргазм совсем как мужчина, и что женщины должны испытывать оргазм не за счет выученной отзывчивос­ти, реактивности, но от простого акта совокупления. Если жен­щина не испытывает оргазма при совокуплении, психиатры стали называть ее фригидной под влиянием европейской муж­ской версии межполовых различий. Однако, похоже, нет при­чин верить, что бурный оргазм как реакция на простое сово­купление является естественным для всех женщин или что это верно для сколько-нибудь значительного числа женщин.

Таким образом, у нас имеется довольно сложный набор стан­дартов сексуальной адаптации, которые развивались бок о бок с изменениями в сексуальном поведении подростков, но эти стандарты для взрослых и правила для подростков не очень хо­рошо соответствуют друг другу. В подростковом возрасте маль­чик научается тому, что проявления его потенции контролиру­ет девочка, она учится не выходить за пределы каких-то рамок и четко контролировать себя и другого. А потом в браке они сталкиваются с требованиями, чтобы он действовал прямо и непосредственно, а она должна испытывать оргазм от просто­го и примитивного проявления потенции. Возвращение к пет­тингу считается регрессом и со стороны мужа, и со стороны жены. Мужу не нравится, когда что-то или кто-то вмешивает­ся в проявления его потенции, которая теперь есть главный знак его успешной мужественности. Жена чувствует себя «непра­вильной», если она настаивает на заменяющих способах удов­летворения, а еще она ощущает себя виноватой, если ее не «уно­сит», и это после многих лет обучения вести себя так, чтобы ее не «уносило». Однако полная, тотальная релаксация, женское подчинение, самоотдача считается чем-то отличным от оргаз­ма, и оно едва ли доступно женщинам, которые в течение мно­гих лет всячески выкорчевывали в себе стремление подчинить­ся, отдаться.

Подобные расхождения между требованиями, предъявляе­мым к мальчикам и девочкам-подросткам, — действовать и одновременно контролировать свое гетеросексуальное поведе­ние, с одной стороны, и с другой стороны — более поздними стандартами, из-за которых такое количество браков не дости­гают того, что называется сексуальной реализацией, счасть­ем, — вовсе не удивительно. Счастливые сексуальные отноше­ния в браке стали теперь обязанностью, долгом, так же как и любое другое требование успеха в Америке. Американская куль­тура так быстро росла, и она составлена из такого количества источников, что присутствие противоречий, подобных тем, которые есть даже в более старых и более слаженных культу­рах, что не удивительно, но похоже, что очень важно понимать, что чем более успешно младшие подростки справляются со сложностями свободы и требуемого поведения на свиданиях, тем хуже они оказываются приспособлены к тому, чтобы соот­ветствовать критериям сексуальной адаптации в браке.