Американская культура. Источники и опыт

Обычно антропологи, чтобы упражняться в объективности, отправляются в другие общества, и на данный момент у нас в очень незначительной степени разработана этика или система взглядов, касающаяся использования антропологической под­готовки при рассмотрении культуры, членом которой является сам исследователь. Эмоции, выбор, моральные предпочтения неизбежно начинают окрашивать комментарий антрополога при анализе современной культуры, его ли собственной или какой — то, в которой он жил как член этого общества. Когда делается попытка представить анализ данных в бесстрастных, аналити­ческих терминах, без очевидного, проговоренного взвешивания роли субъекта, как было сделано Джеффри Горером в его недав­ней книге «Американский народ» и как пыталась делать я, осо­бенно в работе «Как поживает религия в плавильном котле»[38], — рецензенты часто не понимали поставленной авторами задачи. Когда человек пишет сердечно или гневно, сочетая способность ставить диагноз и анализировать со способностью открыто при­знавать свою позицию, — существуют другие опасности, кото­рые мы уже обсуждали в приложении II.

Лучшее, что может быть сделано в настоящий момент — это максимально четко обозначить основу того, каким понимани­ем обладает человек, как это понимание было получено, от кого, с какой целью, и насколько человек осознает связанные с этим пониманием опасности. Возможно, самое досадное препят­ствие, с которым приходится сталкиваться антропологу, созда­ется теми, кто предоставляет ему научное право анализировать примитивные культуры, но — либо от нежелания быть постав­ленными в один ряд с примитивными народами, что, как им кажется, будет неизбежным следствием такого подхода, либо в силу сопротивления пониманию как таковому, — настаивает на том, чтобы любое утверждение о нашей современной культуре рассматривалось как «блестящая интуитивная догадка». Эта форма критики адресуется даже таким книгам, как «Хризанте­ма и меч» Рут Бенедикт, и подразумевает, что когда два антро­полога, исходя из одних и тех же предпосылок, используя одни и те же данные, независимо приходят к одному и тому же за­ключению, или используют с полным знанием заключение, к которому ранее пришел один из них, читатель безнадежно за­путывается, теряется и задается вопросом: «кто же у кого поза­имствовал эти интуитивные догадки?» Такая проблема не воз­никает, если два этнолога соглашаются друг с другом в том, что данный примитивный народ является патрилинейным или практикует трансвестизм.

В сложно организованном обществе у исследователя одно­временно и больше, и меньше материала, чем в примитивном. Действительно, вооружившись всего лишь ручкой и блокно­том, я могу зафиксировать значительную часть того, что ма­ленький, не владеющий письменностью народ может сохранить в памяти. Но в этом случае у меня нет истории, письменных источников, кино, комиксов, сценариев радиопостановок, со­циологических опросов, статистических данных по переписи, руководств для читателей, чтобы подкрепить то знание, кото­рое мои соратники и я можем обрести за несколько месяцев работы в экспедиции. Наши знания исчерпываются тем, что нам удалось увидеть, записать, расшифровать и сфотографи­ровать. Однородность, малая скорость перемен, небольшое количество населения, отсутствие письменности — все это слу­жит нам на пользу и создает для нас совершенную лаборато­рию, чтобы мы научились видеть закономерности, паттерны, чтобы мы научились собирать воедино противоречивые сведе­ния о человеческом научении. Примитивное общество — не­превзойденная лаборатория, и ни один исследователь-антро­полог не предпочел бы разрабатывать теорию на материале на­шего собственного общества, покуда подходящее примитивное общество доступно. С другой стороны, применение теорий для современных целей человечества требует определенных знаний об устройстве нашего общества. Для получения знаний мы дол­жны воспользоваться антропологическими методами сбора и анализа данных, аналогичными тем, какие мы используем в примитивных обществах. Пока еще невозможно применять методы, основанные на антропологической теории, к обще­ствам, все данные по которым собраны в рамках других науч­ных дисциплин, будь то социология, история или психология.

Таким образом, когда мы пытаемся применять антрополо­гические методы к современным культурам, мы используем то, что было наработано на примитивных обществах. Мы изучаем поведение живых людей: что они говорят, что делают, как они едят, как ходят. Мы изучаем популярное искусство, рекламу, кинофильмы, слайды, радиопередачи, так же, как и локализо­ванные в данной культуре версии мировых изящных искусств. Мы используем данные статистики, социологических опросов, отчеты о переписи населения, записи в медицинских картах, чтобы проверить наши наблюдения. Состояние многих из этих гипотез было четко обозначено Натаном Лейтесом в работе «Психо-культурные гипотезы касательно политических актов» («Psycho-Cultural Hypotheses about Political Acts»)[39].

Мы, антропологи, чаще всего работаем поодиночке, мы ис­пользуем все методы наблюдения в полевых условиях, пока не выделится некая закономерность, а тогда прекращаем тщатель­но записывать каждое проявление этой закономерности, а на­чинаем не менее пристально высматривать исключения и вни­мательно прослеживаем каждое из них. Это значит, для того чтобы иметь возможность сказать, что галстук — это часть об­щепринятой одежды мужчин в Соединенных Штатах, антро­полог не пересчитывает мужчин в галстуках, но, однажды об­наружив регулярное появление галстуков, он дальше начинает тщательно отслеживать, кто и в каких обстоятельствах не но­сит галстук, исследовать шутки о галстуках, самоубийц в гал­стуках, девушек, которые носят галстуки, с какого возраста мальчики начинают носить галстуки, кто имеет возможность ходить без галстука и пр. Как только исследователь выделил, закономерность, он начинает исследовать отклонения от нее или какие-то изменения в рамках закономерности. Например, в селении ятмулов я жила в доме между двумя дорогами. Рабо­тая, я наблюдала за группами людей, которые проходили мимо. Я не останавливалась для того, чтобы описать или как-то обо­значить каждую группу. Но каждый раз, когда сочетание лю­дей в группе было странным, например — ребенок со взрос­лым, который обычно не заботится о нем, идущие вместе два человека, про которых известно, что они друг с другом не раз­говаривают, человек, про которого мне сказали, что он уехал или сидит дома и болеет, — я тут же вскакивала и начинала все выяснять. То же самое мы делаем и в своей собственной куль­туре — бессознательно, правда, зато все время. Эта тенденция выражается в вердиктах, что в семье друга, где-то на улице, в клубе, в офисе «что-то не так». Существуют закономерности, патерны ожидаемых взаимоотношений, звуков, расположения мебели, вероятности смеха в ответ на шутку, времени обеда, скорости реагирования на звонок в дверь. Именно к ним отно­сятся отклонения, именно на их основе делаются выводы, на­пример, что «У них какая-то беда», или «Там авария». Обыч­ный человек так или иначе улавливает особенности отноше­ний между людьми в собственной культуре, или обращения людей с вещами. А антрополога специально этому обучают — не только по отношению к ситуациям общения, но и к культу­ре в целом. Глаз исследователя отмечает изменения в символи­ке рекламы, новые решения моральных дилемм в истории из популярного журнала, использование такого слова, как «субъ­ективный» в новостной колонке «Нью-Йорк Тайме», исполь­зование цитат при описании идеологически неоднозначных событий, транспаранты ко Дню Матерей, появление свечек в пасхальном убранстве. Чем точнее и систематичнее разрабо­танные гипотезы, тем больше такого рода наблюдений человек может сделать, пока ходит, читает, общается с людьми, сидит в ресторане, едет в метро или в автобусе. В той степени, в какой человек усвоил, что наблюдение за другими — это дружествен­ный акт, что приятно изучать других людей и самому быть изу­чаемым, что новое постижение приносит новое наслаждение, — эти бесконечные, практически не осознаваемые заметки ока­зываются не обидны и столь же приятны, как для художника или поэта — созерцать форму и оттенки, лица и ландшафты. Это наблюдение аналитично, но в контексте — также и весьма синтетично, поскольку человек сам является частью реальнос­ти, которую он наблюдает. Такое наблюдение не сопряжено с болью от рассечения на части чего-то дорогого и любимого. Наблюдения за сложными закономерностями неизбежно под­крепляются какими-то данными, и я не включила в текст этой книги никаких предположений, данных для иллюстрации ко­торых у меня не было.

Моя собственная подготовка к тому, чтобы радоваться роли исследователя культуры, была весьма благоприятной. Моя ба­бушка была очень вдумчивой и восприимчивой воспитатель­ницей маленьких детей, она была открыта ко всем достижени­ям современной ей детской психологии. Она учила меня не только пойти на лужок и принести ту травку, которую она мне описала, но она учила меня также прислушиваться к речи двух моих младших сестер, записывать и понимать ее. Моя мама считалась одним из первых исследователей межкультурного контакта, и когда я еще была очень маленькой, она завершала свое исследование по теме «Итальянцы в Америке: проблемы иммиграции» (United States Bureau of Labor Bulletin. 1907. Vol. 14. P. 475 — 533). Меня обмеряли и взвешивали так же, как и ита­льянских детишек в сообществе, где мы жили и где мама про­водила свое исследование, и моя первая свадьба была на ита­льянский манер, причем ей не только радовались, но и оцени­вающе измеряли. Будучи семьей профессора, читающего лек­ции в университетах, мы часто переезжали и критически рас­сматривали каждое новое сообщество по соседству: исследо­вали его нужды, как могли бы быть улучшены школы и так да­лее. Все это я впитала в себя, когда взялась исследовать спосо­бы бега в бейсболе, собирать разнообразные считалочки, ма­лоизвестные народные обычаи, то, как ведут себя люди, когда одновременно произнесут одно и то же слово, или когда на пути парочки, держащейся за руки, попадается фонарный столб или дерево. Мои знания о культуре и мое уважение к социальным наукам уже отчасти сформировались к тому моменту, когда, будучи на третьем курсе, я стала работать под руководством Франца Боаса и Рут Бенедикт. Можно сказать, что я стала изу­чать американскую культуру, как только научилась говорить. Мои знания и навыки оттачивались и специализировались в течение многих лет, будучи направлены на конкретные пробле­мы: подростковый возраст, подготовка учителей, питание, раз­мещение в домах, организация сообществ, психосоматические заболевания, организация конференций, особенности регио­нальных субкультур, усилия по установлению контакта с пред­ставителями других культур. Я очень много получила от совме­стной работы в области значимых проблем со специалистами в области социальных наук из других культур: покойным Куртом Левином, Эриком Гомбургером Эриксоном, Грегори Бейтсо — ном, Эрвином Шуллером, Натаном Лейтесом. Результаты бо­лее чем двадцатилетнего сотрудничества с Джеффри Горером были опубликованы в его книге «Американский народ» и в моей — «Храните порох сухим», и я не пыталась определить, чем именно я была обязана его наблюдениям и анализу. В те­чение двух последних лет мне очень повезло, у меня было очень много активных, восприимчивых и деятельных студентов, ко­торые собирали и анализировали данные, касающиеся комик­сов, кино, рекламы и так далее, и в результате помогли расши­рить некоторые из имеющихся у нас гипотез. Я извлекла боль­шую пользу из масштабных исследований, которые команда специалистов в области социальных наук предприняли по от­ношению к различным аспектам американской культуры, осо­бенно из проектов «Мидцлтаун» и «Миддлтаун в переходный период», а также из серии «Город Янки», из работ чикагской экологической школы и Чикагского комитета по развитию че­ловека.

Чтобы продемонстрировать все типы письменных источни­ков, которые сейчас доступны, я включаю сюда:

1. Библиографию значимых работ по американской культу­ре, имеющих отношение к проблемам пола и семьи. Нельзя сказать, что этот список в какой-то степени исчерпывающий, но он может навести читателя на мысль, какого рода материа­лы доступны. Проработав эти материалы, я могу сказать, что юго-восточные штаты и Калифорния существенно отличают­ся от «средней» американской культуры, и поэтому я включаю материалы, касающиеся этих районов, только после очень тща­тельного рассмотрения.

2. Список значимых для познания американской культуры профессиональных занятий и попыток внести изменения в американскую культуру, в которых я участвовала, работала, и посредством которых я получила доступ к огромному разнооб­разию неопубликованных материалов, историй индивидуаль­ных случаев, опросникам, детским сочинениям, коллекциям рисунков, записей заседаний, правительственных отчетов и т. д.

3. Список моих собственных публикаций, касающихся аме­риканской культуры. Они не делают мои комментарии, приве­денные выше, более надежными, но возможно, кому-то пока­жутся интересными. В основном они приведены для того, что­бы обозначить хронологию и область интересов.