ЗАЧАТИЕ

Зарождение человека посредством соития представляется важнейшим событием, которое определяет, по народным представлениям, пол, душу, внешний облик и другие призна­ки человека, а также его судьбу.

В традиционной культуре существовали определенные правила, то есть своего рода рецепты «делания детей». Их можно сопоставить с технологией изготовления вещей, о чем свидетельствует, например, фразеологизм «замаете — рить брюхо», означающий «сделать женщину беременной», а диалектным словом «мастер» называли отца новорож­денного.

Согласно общераспространенным представлениям, 3. про­исходило поэтапно, например в течение трех дней: в первую ночь формировалась голова ребенка, во вторую — ручки и ножки и т. д. В русской народной культуре отсутствует аб­солютное предпочтение мальчиков в семье, известны доволь­но многочисленные свидетельства о предпочтении девочек. Но все же более распространенными оказывались пожелания иметь в семье мальчиков, мотивации этих стремлений были различны: нужен продолжатель рода, наследник крестьянско­го имущества, работник в семье: «Сын — поилец, кормилец, а дочь — пустое перо». Более того, в фольклорных текстах в появлении девочки обвинялась жена, а заслуга в рождении мальчика приписывалась мужу:

Ах ты глупая Параша,

Глупа, неразумна,

Если родишь ты дивчину,

Твоя причина,

Если родишь ты мальчину,

То моя причина.

В противоположность таким взглядам, на Водлозере суще­ствовала следующая аргументация: «Только девочка матери помощница. От парней для матери проку нет. На них только готовить, шить и стирать надобно, а больше ничего». В Нов­городской губ. предпочитали первенцев женского пола, как будущих нянек.

Большая часть правил, призванных «запрограммировать» половые признаки будущего ребенка, были основаны на кор­реляции (связи) мужского начала с правой стороной, жен­ского — с левой. Так, чтобы родился мальчик, в Вятской губ. мужчина «начинал супружеский акт с правого боку», во Вла­димирской губ. муж ложился справа от жены, в Смолен­ской губ. он должен был «напирать во время супружеского акта в правую сторону женщины», а Вологодской губ. после соития жена должна была полежать некоторое время на пра­вом боку. Если хотели девочку, жена должна была во время совокупления держать левую ногу согнутой, в Прикамье муж должен был «залезть» на жену слева. Немаловажное значе­ние приобретало и наличие предметов, обладающих женской или мужской символикой. Так, если желали мальчика, в Во­ронежской и Ярославской губ. во время совершения супру­жеского акта жена подкладывала под себя шапку или штаны мужа, на Русском Севере под кровать помещали топор, пилу, инструменты для плетения лаптей. Чтобы зачать девочку, в Орловской губ. жена во время совокупления повязывала мужа бабьим платком, в Прикамье под подушку прятали сделанную из лучинок прялочку, в Заонежье — веретено. На пол ребенка влияли также позы и поведение супругов во время 3. В Смоленской губ. полагали, например, что если сразу после совокупления «муж перекатится через свою жену» или супружеский акт муж совершает в сидячем поло­жении, то родится мальчик. В Пензенской губ., чтобы родил­ся сын, женщина после соития должна была съесть сырой петушиный гребень. В Новгородской губ. считали, что если после акта не отворачиваться друг от друга или совершить его в тот момент, когда большее влечение к нему имеет жена, то будет мальчик. В Смоленской губ. верили, что мальчик ро­дится в том случае, если «иметь дело с женщиной под празд­ник». В Вятском крае полагали, что если супруги не будут смеяться во время полового акта, то родится мальчик.

Повсеместно распространенная регламентация половой жизни свидетельствует о значимости времени 3., которое во многом определяет судьбу человека. Так, общепринятые нормы запрещали супружеские отношения в двунадесятые праздники, в дни Великого поста, в ночь на среду, пятницу, воскресенье, а на Русском Севере — и в ночь на субботу. Также запретными для интимной жизни были вторая поло­вина беременности, сорок дней после родов или после смер­ти младенца. Нарушение временных запретов влекло за со­бой появление на свет «праздничков» — уродов, больных, выкидышей, гермафродитов, двойней, рождение которых могло быть отмечено пространственной инверсией: из мате­ринского лона они выходили ногами вперед. Серьезные по­следствия таких нарушений могли распространяться не толь­ко на детей и их родителей, но и на весь социум. В расска­зах на эту тему нередко звучали эсхатологические мотивы, обнаруживающие непосредственную зависимость благопо­лучного бытия от обстоятельств 3.: «По уверениям некото­рых стариков, за последние годы народ до такой степени позабыл Бога, что не разбирает, в какие дни можно спать с женой, в какие нельзя, поэтому Бог посылает детей непо­слушных, своевольных, ведущих жизнь к погибели».

Особая отмеченность времени 3. находит свое выраже­ние и в народных представлениях о связи его со временем рождения и смерти, определяя тем самым узловые моменты жизни человека и — шире — его судьбу. Так, в Вологод­ской губ. верили, что «ребенок родится в тот самый час, в который зародился, так же точно и умрет в этот час». В Сибири полагали, что младенец родится «как раз час в час и минута в минуту через девять месяцев после зачатия».

В народной эмбриологии выделялись разнородные эле­менты, соединение которых дает начало новой жизни. Это, главным образом, кровь, молоко, сперма, то есть те субстан­ции, которые указывали на преемственность поколений. Так, от бесплодия вырезали из рубашки пятна месячных очищений, сжигали, пепел разводили в воде и пили. В Вят­ской губ. считали, что 3. произойдет только в том случае, если у обоих супругов кровь «горячая». Чтобы зачать, пили также грудное молоко плодовитой женщины. Признаком 3. служило прекращение месячных очищений и выделения грудного молока после предыдущих родов. О роли отцов­ской спермы в 3. наряду с материнской кровью и молоком говорили случаи обвинения в бездетности мужа («силы не хватает»), а также обычай прибегать к помощи посторонне­го мужчины, если муж бесплоден.

3. в традиционном сознании ассоциировалось с вязанием, плетением, отвердением. Те же ассоциации выявляются в выражениях: «брюшонко вяжется» — беременность, «дети плетутся» — несколько рождений подряд. Так, в Ор­ловской губ. считали, что если во время шитья завертыва­ются нитки узелками, то женщина скоро родит. В Вологод­ской губ. на поясе невесты завязывали столько узелков, сколько она хотела иметь детей. Повсеместно были распро­странены гадания о том, сколько еще будет детей, по числу узлов на пуповине. Процесс 3. доказывало появление в ма­теринской утробе твердой субстанции, о чем говорилось в загадке о беременности: «За мясной стеной лежит огур­чик костяной». Об отвердении как необходимом условии появления человека свидетельствует повсеместно распро­страненное представление о первом зубе младенца как о предвестнике новой беременности его матери. Так, если у новорожденного один зуб прорезался — мать родит одно­го ребенка, два сразу — двойню.

В фольклоре зародыш часто отождествлялся с хлебом. Например, в приговорах дружки на свадьбе говорится:

А вы, старые старики,

Слушайте, послушайте,

Молодых жен на улицу не пускайте,

На улице ходит детина. Набивает брюшко мякиной, А потом смотришь, родится детинка.

В сказках чудесное 3. происходит в результате прогла­тывания героиней яблока, корешка, гороха. О беременной женщине говорили иносказательно: «покушала горошку», «объелась лягушками».

Литература:

1. Баранов Д. А. «Незнакомые» дети (К характеристике образа новорожденного в русской традиционной культуре) // Этнографи­ческое обозрение. 1998, № 5; 2. Демич В. Ф. Педиатрия у русского народа. СПб., 1892; 3. Мазалова П. Е. Состав человеческий. Человек в традиционных соматических представлениях русских. СПб., 2001; 4. Покровский Е. А. Физическое воспитание детей у, разных наро­дов преимущественно России. Материалы для медико-антропологи — ческого исследования. М, 1884; 5. Архив РЭМ, ф. 7, on. 1.

Д. Баранов