СВАДЕБНЫЙ ПИР (БОЛЬШОЙ СТОЛ, БРАЧНЫЙ/ВЕНЧАЛЬНЫЙ СТОЛ, КНЯЖИЙ СТОЛ, КРАСНЫЙ СТОЛ, СТОЛОВАНИЕ)

Трапеза, происходившая после венчания в доме родителей Жениха.

Ее участниками были жених и невеста, которых на пиру, как правило, называли «князь молодой» и «княгиня моло­дая», их родители, дружка, поддружья, свашки и другие сва­дебные чины, а также все специально приглашенные на Свадьбу родственники. Парни и девушки, участвовавшие в обрядах первого этапа свадьбы, на С. п. не приглашались. Соседи по деревне могли присутствовать в качестве «гля — делыциков», то есть зрителей. Йх набиралось очень много, обычно это были девушки и молодые женщины, которые

Располагались внутри избы у входа, а также в дверях и на улице под окнами. Дети также приходили посмотреть на свадебное пиршество. Их местом были печь и полати.

За свадебным столом жених и невеста сидели под обра­зами, на хозяйском, почетном месте (см. Большак). Дружка, усаживая их, приговаривал: «Как голубь без голубки гнезда не вьет, так новобрачный князь без княгини на место не садится». На лавке была разостлана шуба из овчины — сим­вол богатства и счастья: «шуба тепла и мохната — жить вам хорошо и богато». Жених сидел по правую руку от невесты, рядом с ним тысяцкий, а рядом с невестой — сваха. Родст­венники рассаживались на лавках в строгой последователь­ности родства: более близкие садились ближе к жениху или невесте. При этом мужчины занимали места со стороны тысяцкого, а женщины — со стороны свахи.

С. п. продолжался несколько часов. На столы, покрытые белой скатертью, блюда подносились попеременно, то есть сначала подавалось одно блюдо, потом другое, третье и так далее. Это перемежалось подачей хмельных напитков и ква­сов. Количество перемен было всегда четным, так как с чет­ным числом связывались обычно представления о счастье и удаче. Еду и напитки выносили на свадебный стол глав­ные чины свадьбы: дружка, тысяцкий, сваха и некоторые из поезжан, называвшиеся «хлебник», «пивник», «чашеч — ник», «ложечник», «наливашник», «стольник», «погребенщи — ца» и т. п. В деревнях Русского Севера появление на столе каждой перемены обставлялось как игровое действие. Так, дружка, поставив деревянное блюдо с едой себе на голову, подходил с молитвой к столу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», а потом, ставя еду, пригова­ривал: «Князю молодому, тысяцкому большому хлеба, соли кушать и пирожки рушить: ведь это кушаньицо славное; оно само на ложку садится и прямо в рот катится!» (7, с. 555). Сидевшие за столом перекидывались с подавальщиками шут­ками: «Мое тело пропотело, испить захотело», «Рюмочка- каточек, катись в мой роточек», «Хорош и квасок, коль шибает в носок». Еды и напитков полагалось готовить к свадьбе очень много. По русским представлениям, чем боль­ше перемен, тем «славнее» стол. Последним блюдом сва­дебного пиршества во многих деревнях России был курник Или каравай, который торжественно делился между участ­никами.

Поведение на С. п. новобрачных, гостей и зрителей было различно и регламентировалось традицией. Новобрачные должны были вести себя за столом сдержанно. Им запреща­лось употреблять подаваемую на общий стол пищу, участво­вать во всеобщем свадебном разгуле. Миска, поставленная перед ними на стол, всегда оставалась пустой, ложки укла­дывались ручками к центру стола или связывались красной ленточкой, а чарки переворачивались вверх дном. Во время пиршества новобрачные не имели права переговариваться, шутить друг с другом или с гостями, смеяться, петь, пускать­ся в пляс. Им полагалось молча сидеть за столом, вслуши­ваясь в раздававшиеся в их адрес величания, принимать остроты подгулявших гостей, часто двусмысленные, а также выполнять все положенные им ритуальные действия. Такое поведение «князя молодого» и «княгини молодой» на собст­венной свадьбе было обусловлено представлениями хрис­тианской церкви об аскетизме венчального дня (см. Вен­чание). По православному вероучению принятие любого из семи таинств, в том числе и таинства брака, требовало от человека нравственного и физического очищения, включав­шего в себя не только молитву, исповедь, но и отказ от еды, хмельных напитков, всевозможных развлечений. Кроме того, отказ жениха и невесты от публичного принятия пищи на свадьбе, от участия в общем веселье объяснялся пере­ходным статусом новобрачных. По русским представлениям молодые люди, даже обвенчанные в храме, не считались полноценными супругами до тех пор, пока не пройдут через первую брачную ночь. В соответствии с этим они не могли быть приняты в круг женатых и замужних участников С. п., пить с ним, есть и веселиться.

Поведение же приглашенных взрослых родственников носило зачастую характер разнузданного веселья. Все хрис­тианские запреты снимались: гости много ели, пили, смея­лись, плясали, отпускали скабрезные шуточки, исполняли песни эротического содержания:

Стой ты, парень, не валяй, сарафана не марай, Сарафан мой синий, сама, девка, скину, Сама, девка, скину под себя подкину, Руки, ноги разложу, дороженьку покажу!

«Гляделыцики» также вносили свою лепту в свадебное веселье. Они величали жениха, невесту, всех свадебников, старались развлечь их, получить от гостей пироги, пиво, деньги. Величальные песни исполняли обычно девушки и молодицы из деревни жениха:

Молоду князю песенку С молодой княгиней: Молод князь Иван-сударь, Беленький Николаевич, Княгиня свет Марьюшка, Белая Ивановна. Бог их свел, Бог их свел За единый стол, Бог им велел, Бог им велел Одну соль-хлеб кушать, Бог им велел, Бог им велел Одну речь говорить.

Гости одаривали их деньгами, пирогами, пивом, благода­рили за уважение. В некоторых деревнях Вологодской, Ко­стромской, Тверской губ. девушки разыгрывали для гостей небольшой спектакль. Они делали из платка «зайчика» и бросали его с подноса гостю: кто «зайчика» поймает, тому величальная песня и счастье, он же, в свою очередь, должен был одарить девушек деньгами. В некоторых деревнях Воло­годской губ. девушки ставили на стол перед тысяцким и же­нихом игрушечного коня, украшенного брошками, цепочка­ми, кольцами, крестами, приговаривая: «Здравствуй, госпо­дин тысяцкий, князь молодой и княгиня молодая, весь поезд честной — гостеньки и гостейки! Извольте полюбовацца красой молодецкой (имя жениха), добрым конем и ево укра­шеньем. Извольте оценить, окупить и нам обратно воротить. Сегодня — день не середа; хоть за чесь так надо рубликов шесь, а и восемь — так назад не збросим. Денежки надо на орешки, а девушкам на потешки» (7, с. 556). Гости выкупали у девушек коня — молодого новобрачного. Угощения про­сили и дети, сидевшие на печи и полатях: «Сваха-ломаха, не дашь пирога — молодуха плоха». Девочки приносили куклу и, поставив ее на стол перед женихом и тысяцким, выкри­кивали прибаутки: «Извините на том, что я в платье худом, в доме есть казачок, изорванный бочок» (7, с. 556).

На С. п. проводились также ритуальные действия, кото­рые должны были утвердить переход девушки в новую семью, скрепить брачные отношения между женихом и не­вестой, объединить родственников со стороны жениха и не­весты в единый родственный союз. Обрядовые действия, на­правленные на включение новобрачной в новую семью, про­водились на протяжении всего С. п. Перед его началом она просила у родителей жениха благословения сесть за стол, а также разрешения называть свекра и свекровь батюшкой и матушкой, деверя — братцем, а золовку — сестрицей. Затем подносила свекрови платок или шаль со словами: «На, матушка, шаль — то моя, а я — то твоя». На что свекровь отвечала: «Моя, моя доченька!» По всей России обязатель­ным для С. п. был обряд «вскрывания молодой», то есть сбрасывание с новобрачной платка, покрывавшего ее лицо. Это обрядовое действие осмыслялось как представление молодой невестки родне и как знак ее включения в родст­венный круг. Обычно этот ритуал проходил по-разному, но его главным действующим лицом почти всегда был отец жениха, реже — мать. Например, в Вологодской губ. свекор клал на голову снохи, покрытую четырехугольным платком, каравай, затем закидывал четыре платочных угла и снимал с головы. Сверток с караваем убирал на полку. В Архангель­ской губ. отец жениха брал кусок хлеба и рукой, держащей хлеб, снимал с головы снохи покрывало со словами: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». После этого хлеб клал на стол, а покрывало на левое плечо своего сына, целовал сына и сноху, а за ним молодых целовала вся родня. В Твер­ской губ. все родственники после «вскрытия молодой» кри­чали: «Хороша молодая, красива молодая!» В некоторых деревнях этот обряд сопровождался заклятием на любовь молодой к своему мужу: «Как хмель кругом тычины вьется, так бы и невестка кругом своего мужа вилась». В Олонец­кой губ. дружка просил снять с невесты покрывало так: «Батюшка родной и матушка родная, умели вы сына повы­растать и поженить, взять новобрачную княгиню; благо­словите с княгини покрывало снять, в добрые люди князя показать» (3, с. 493).

«Скрепление» брака имело также и другие ритуальные формы. В некоторых северных деревнях перед началом пира дружка или вежливец (колдун) подавали новобрачным саламат — овсяную кашу с рублеными яйцами и маслом, который они должны были есть одной ложкой по очереди. Дружка в это время произносил заговор «на любовь». После нескольких ложек кринку подбрасывали вверх, разбивая на части о матицу — потолочную балку. Считалось, что этим актом дружка скрепляет любовь молодых и сообщает всем присутствующим, что невеста «честная», то есть не утратила Девственности.

Союз молодоженов, а также всей родни, присутствующей на свадьбе, скреплялся обычно и поцелуями. Гости призыва­ли молодых целоваться, чтобы между ними крепли «любовь и согласие». Свою просьбу гости передавали при помощи различного рода шуток, уловок. В чарку с пивом кто-либо из мужчин клал деньги, пробовал пиво и говорил жениху: «Горько, нельзя ли посластить?» В ответ на это новобрач­ный говорил: «Ну, покажи!» Мужчина вызывал свою жену, целовал ее, а жених и невеста повторяли за ними. Попро­сить молодых поцеловаться можно было и иначе. В Новго­родской губ. новобрачным говорили: «Пала муха о четыре уха» или: «Ой, ой, погли чё попало-то, четыре уха да два брюха!» После этого молодые должны были поцеловаться, держа друг друга за уши. Мужчины и женщины, сидевшие за брачным столом, целовались, выражая тем самым свою приязнь друг к другу, утверждая равенство всех сидящих за столом, а также показывая, «по какой дорожке» следует идти молодым в браке.

Породнение новобрачной с родственниками мужа во время пира происходило благодаря подаркам, которые она им раздавала. Обрядовым действием руководил дружка. Он ставил новобрачных около печи (в сакральное место дома) и призывал подойти к ним того или иного родственника: «Час-перечас, призамолкните на час, красны девицы и мо­лодые молодицы, пирожные мастерицы, душечны погуб — ницы! Есть ли в сём доме живущем батюшко родной и ма­тушка родная (по изочеству), и буде нет в доме — приве­дите, если спят — побудите, к княжому столу приведите» (3, с. 494). Вызываемый подходил, кланялся новобрачной, она кланялась в ответ и передавала подарок: полотенце, ши­ринку, платок, рубаху, а ее муж — чарку с пивом. Человек, получивший дар, благодарил ее такими словами: «Даровица хороша, а молодиця лицо лучше тово», хвалил ее мастерст-

Во: «Пряха и ткаха, шелковиця и полотниця. Не по бору, видно, ходила, не шишки собирала, а в тереме сидела, шев — кам шила, мишурой наводила и нам подарила» (7, с. 554).

Первая половина С. п. заканчивалась торжественными проводами молодоженов на брачную постель. В шествии уча­ствовали дружка, отгонявший заговорами, молитвой и кнутом нечистую силу, две свашки с горящими свечами в руках, чтобы «светел» был жизненный путь брачной пары, и все свадебные гости, желавшие проводить молодых «к новой жизни». Девушки провожали молодых песнями:

Фетисушка скажет: «Спать хочу».

Агафьюшка молвит: «И я с тобой».

Фетисушка скажет: «Кровать тесна».

Агафьюшка молвит: «Будет с нас».

Фетисушка скажет: «Одеяло холодно».

Агафьюшка молвит: «Будет тепло».

Фетисушка скажет: «Зголовья низки».

Агафьюшка молвит: «Будут высоки».

Проводы молодых и укладывание их на постель сопро­вождались множеством обрядов (см. Брачная ночь). Далее все возвращались в избу, и пир возобновлялся с новой силой, принимая все более и более разгульный характер.

Литература:

1. Аргудяева Ю. В. Крестьянская семья у восточных славян на юге Дальнего Востока России (50-е годы XIX в. — начало XX в.). М., 1997; 2. Балашов Д. М, Марченко Ю. М., Калмыкова Н. И. Рус­ская свадьба. М, 1985; 3. Барсов Е. В. Свадебный обряд в За­онежье // Причитания Северного края, собранные Е. В. Барсовым. СПб., 1997, Т. 2; 4. Добровольский В. Н. Свадебный обряд в Калуж­ской губернии // Живая старина. 1902. Вып. 2; 5. Зорин Н. В. Рус­ский свадебный ритуал. М., 2001; 6. Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Известия ОЛЕАЭМ. 1890. Т. 69 (Труды Этнографического отдела. Т. 2); 7. Макашина Т. С. Свадебный обряд // Русский Север: Этическая история и народная культура. XII—XX века. М., 2001; 8. Макашина Т. С. Свадебный обряд // Русские. М., 1997; 9. Обрядовая поэзия. М., 1989; 10. Рус­ский эротический фольклор / Сост. и науч. ред. А. Топоркова. М, 1995.

И. Шангина