СОЖИТЕЛЬСТВО С ЖИВОТНЫМИ

Довольно редкая разновидность Блудного греха; распространенный мотив народной сказоч­ной и мифологической прозы, встречающийся также в пре­даниях, песнях и текстах смеховых жанров.

Мотив сожительства человека с животными чаще всего реализуется в народной мифологии и фольклорной тради­ции, где образы животных в значительной степени мифо­логизированы. Случаи же реального С. с ж. в деревенском быту, хотя и фиксировались (о них писали губернские газе­ты в разделе «Смесь»), практически не отражались в народ­ной обрядово-фольклорной традиции. В газетных сообщени­ях речь шла обычно о скотоложстве деревенских пастухов, Которых за это изгоняли из деревни; животное (телку, козу) резали и закапывали, поскольку оно считалось нечистым и непригодным в пищу. Возможно, случаи скотоложства были связаны с рядом сексуальных табу, которые по обычаю

Брали на себя многие пастухи в начале пастбищного сезона. Среди этих табу, в частности, были обязательства все лето не жить с женой, не участвовать в девичьих играх и Хороводах, не пускать в стадо голоногих и простоволосых Баб и т. п.

В фольклоре распространен мотив сожительства жен­щины с медведем, змеем (ужом или огненным змеем — мифологическим существом); реже в роли возлюбленного выступает заяц (в песнях) или другие животные.

Медведь в традиционных представлениях выглядел более других зверей похожим на человека. Охотники рассказывали, что после снятия шкуры тело его очень похоже на человече­ское — у медведиц хорошо видны груди, похожие на жен­ские, а лапы напоминают человеческие руки. Говорили, что и взгляд медведя похож на человеческий. Нередко к этим рассказам прибавлялся мифологический мотив обнаружения под шкурой сарафана, пояса и других элементов человече­ской одежды, что служило, по мнению рассказчиков, доказа­тельством превращения человека в медведя. С этим связан запрет, известный в Олонецкой и Вологодской губ., употреб­лять в пищу медвежье мясо. Причину превращения в медведя видели в колдовстве или наказании за грехи. В Архангель­ской губ., например, была записана легенда о превращении человека в зверя за убийство родителей, в Олонецкой — за жадность и желание власти. По олонецкой легенде, священ­ное дерево (липа) дает старику по его просьбе дров и хлеба; Старуха посылает его назад — попросить у липы сделать так, чтоб их «люди боялись»; в результате он и старуха превра­щаются в медведей. Довольно широко были распростране­ны легенды о превращении в медведей жителей деревни, отказавшихся принять на ночлег странника или монаха. По поверьям, отмеченным в Белозерском у. Новгородской губ. (ныне Вологодская обл.), в медведя оборачивались колдуны; В Вологодской и Вятской губ. были известны также рассказы о том, как колдун превратил в медведей гостей на свадьбе, После чего они убежали в лес.

С представлением о близости медведя к человеку связано и поверье о его способности к сожительству с женщинами. По рассказам охотников, этот зверь совокупляется так же, как люди. По деревням и городским площадям выступали поводыри медведей, заставляя зверя на потеху публике по­казывать, «как мужик бабу (барин барыню, цыган цыганку и т. д.) уговаривает», «как ее целует, танцует с ней», «как невеста спит с женихом» и пр. Медведь при этом принимал самые непристойные позы, по свидетельствам очевидцев очень похожие на человеческие.

Как у русских (в лесных областях), так и у других сла­вянских народов известны рассказы (легенды, предания, былички) о сожительстве медведя с женщиной. Сожительст­вом с медведем иногда объясняли появление внебрачных детей, прижитых на стороне. В окрестностях с. Медведь

Шимского р-на Новгородской обл. было записано предание о происхождении одной из местных семей: «Будто бы в лес пошла женщина, и медведь взял ее, и малиной кормил, и жил с ей, как с женой». Старики рассказывали, что после нескольких лет отлучки женщина вернулась домой с сыном, только руки у него были покрыты волосами, как медвежьи лапы, отчего и пошедший от него род получил фамилию Лапиных. Подобный рассказ был записан и в других местах, например в Пермской обл.

Существовало и другое объяснение подобных случаев возвращения женщины с внебрачным ребенком после дол­гого отсутствия в деревне — сожительство ее с лешим. Мед­ведь в фольклоре по целому ряду своих функций и призна­ков сближается с лешим: крестьяне говорили, что «медведь у лешего любимый зверь» или он «лешему родной брат», а в ряде мест Русского Севера медведя иносказательно называли «лешак», «леший», «лесной черт». В Меленков- ском у. Владимирской губ. боровика (т. е. лешего) изобра­жали в виде бесхвостого медведя.

Представление о сожительстве человека с медведем нахо­дило отражение в знахарской традиции, в частности в эзо­терических верованиях, связанных с получением знахарско­го дара. Знахарка из с. Кулотино Окуловского р-на Новго­родской обл. рассказывала своей внучке о том, как она приобрела знахарскую силу: в молодости ее бросил возлюб­ленный, она плакала, мучительно переживала разрыв. Тогда ночью (во сне) к ней пришел медведь, превратился в колду­на и взял ее в помощники, после чего она и сделалась кол­дуньей. В этом рассказе медведь выступает одновременно в роли мифологического возлюбленного и духа — покрови­теля знахарки.

Медведю приписывалась способность влиять на плодоро­дие человека, скота и земли. По поверьям, известным в Яро­славской и Брянской обл., а также в некоторых районах Белоруссии и Украины, девушка, увидев во сне медведя, скоро выйдет замуж. В Новгородской губ. с помощью руч­ного медведя магически лечили бесплодие: для этого медведь должен был переступить через бесплодную женщину (впол­не прозрачная имитация соития). В с. Медведиха Рамешков — ского р-на Тверской обл. старожилы рассказывали о том, как лечили бесплодие вожаки (поводыри) медведей, которые ходили по деревням еще в начале XX в. Поводырь с медве­дем, остановившись в деревне, объявлял о своей способно­сти лечить баб от бесплодия; к нему привели женщину, с которой он провел наедине целую неделю. С тех пор она будто бы стала рожать. Вера в магические способности поводыря — результат перенесения на него представлений, связанных с медведем.

Другой персонаж, часто выступающий в фольклоре в роли возлюбленного или мужа, — змей: реальное существо (уж) или мифологический персонаж (летающий огненный

622 СОЖИТЕЛЬСТВО с животными

Змей). Образ возлюбленного-ужа чаще всего фигурирует в сказках и пословицах: «Змея да уж — жена да муж». Символика основана как на созвучии слов (уж — муж), так и на параллели с фаллосом, связанной с формой змеиного тела. По калужской поговорке, например, у мужиков «парт — ки набиты змеей». Характерно, что в белорусских и запад­но-русских представлениях уж выступает как мужской сим­вол: видеть во сне ужа — к рождению сына. В Архангель­ской обл., чтобы приворожить возлюбленного или вернуть домой неверного супруга, его поили водой, которую тайком сливали со «змеиного кожуха» (т. е. сброшенной во время линьки кожи). Желая отворотить нелюбимого от дома, ко­жух сжигали. В том и другом случае сброшенная змеиная кожа символизировала сексуального партнера.

В мифологических рассказах о сожительстве с женщи­нами фигурирует также летающий змей — это демон (черт, леший, лятавец, огненный, вогляный), которого представляли в виде летящего в небе огненного снопа, веника, клубка с хвостом. Поверья и рассказы о случаях сожительства этого существа с женщинами по сей день распространены по всей территории России, а также в Белоруссии и на Украине. «Одна вдова жила от нас в трех километрах, — рассказы­вали в с. Воробьева Гора Кировской обл. — Говорили, вогляный летает к этой. Муж умер, а она по нем тосковала. Говорили, не надо тосковать, а то он летать будет. Летит огонь, с хвостом, с искрами, потом превращается в мужа, а он угощает пряниками и ложится к ней спать. А утром она встает — и нет ничего, а на кровати лошадиные шари­ки. Это с молодушками бывает, у которых мужья недавно умерли». Мифологические рассказы об огненном змее, по­добные приведенному выше, аналогичны народным расска­зам о сожительстве с лешим и другими демонологическими персонажами. По поверьям, нечистая сила летала к женщи­нам, которые тосковали по умершему мужу или возлюблен­ному. Подобные случаи происходили будто бы и во время долгого отсутствия мужа, уехавшего и пропавшего на чуж­бине. Огненный змей в подобного рода рассказах — это персонификация женской тоски. Визиты его считались опас­ными для женщины, которую он мучает, давит, а она сох­нет, печалится, забрасывает хозяйство и через некоторое время умирает. Кроме того, эта женщина в результате связи с нечистой силой могла стать ведьмой, что представляло угрозу для всего сообщества. В Новгородской обл. приходи­лось слышать о ведьмах, которым огненные змеи (их назы­вали здесь «носаки») носили молоко и деньги, воруя все это у соседей. Жители деревни, заметив огненный сноп над трубой у одинокой бабы или просто заподозрив ее в сожи­тельстве с огненным змеем, предпринимали меры, чтобы его отвадить. Для этого совершали специальные обряды под ру­ководством знахарей: укладывали женщину спать между ее детьми или двумя сильными мужиками либо рядом с пожи­лой родственницей; посыпали пол в избе и постель семена­ми льна или мака, втыкали за косяки дверей и наличники окон чертополох, листья рябины (потому что они «как крес­тики», их черт боится), ставили под дымоход котел с клю­чевой водой, на женщину надевали вывернутую наизнанку сорочку, пояс, освященный в церкви или сшитый из ризы священника, оставляли на ночь зажженной пасхальную све­чу и т. д. Огненный змей, явившись ночью и заметив эти предосторожности, восклицал: «А, догадалась!» (о том, что он не ее настоящий муж, а нечистый дух) — хлопал в ла­доши, хохотал и с треском и грохотом пропадал, однако при этом мог в отместку сжечь дом. Рассказы об огненном змее служили объяснениями женской тоски и связанных с ней недомоганий, нарушений в хозяйстве, а также случаев неза­конного сожительства, появления внебрачных детей и смер­ти одиноких женщин в трудоспособном возрасте.

Литература:

1. Гура А. В. Символика животных в славянской народной тра­диции. М., 1997; 2. Виноградова Л. Н. Сексуальные связи человека с демоническими существами; 3. Шумов К. Э., Черных А. В. Бере­менность и роды в традиционной культуре русского населения Прикамья // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М, 1996; 4. Щепанская Т. Б. Кулыура дороги. По материалам рус­ской народной мифоритуальной традиции. XIX—XX вв. М., 2002; 5. Архив МАЭ РАН, ф. K-I, on. 2, д. 1292, 1337, 1508, 1570.

Т. Щепанская