РЯЖЕНЬЕ
Один из ярких элементов традиционной культуры, основными чертами которого являются изменение внешнего облика человека и особая игровая форма поведения, имеющая ритуальный характер.
Р. входило в состав как календарной обрядности, так и в ритуалы жизненного цикла. Повсеместно и наиболее разнообразно оно представлено в святочный период. Масленичное Р. было распространено локально и соединялось с последним днем сырной недели — обрядом проводов Масленицы. В отдельных традициях типологически близким масленичному являлось Р. в рамках обрядов весенне-летнего цикла: здесь оно также использовалось в структуре ритуальных процес — сий-«проводов» соответствующего празднику персонажа (чаще в троицкой обрядности: русальная неделя, Семик, Духов день, всесвятская неделя, реже — в егорьевских, пасхальных, петровских обрядах). Осеннее Р. в Кузьмины!, Сергиев день, с одной стороны, соотносилось с сезоном молодежных посиделок и представляло собой, с точки зрения тематики и системы персонажей, сокращенный вариант святочного Р.; с другой стороны, в единичных случаях Р. приходилось на даты осенних «родительских» дней, то есть дней поминовения всех умерших. В структуре ритуалов жизненного цикла человека феномен Р. практиковался в свадебном обряде почти повсеместно. В Пермской, Рязанской, Саратовской губ. имели место случаи Р. в рамках похоронно-поми — нальной обрядности, представляющие собой инсценированный уход покойника или его души в «иной» мир.
Для святочного Р. были свойственны две формы: обходная и посиделочная (вечерочная). В первом случае ряженые обходили все дома деревни, а нередко и соседних селений, где за свою игру, пение (иногда исполнение колядок) и пляски получали угощение и дары, деньги. Обходный ритуал совершался, как правило, накануне Рождества или Нового года, задачей его участников был сбор съестного и гостинцев на период Святок. Во время этих действий происходил диалог между каждой крестьянской семьей и в конечном итоге всей деревенской общиной, социумом, с одной стороны, и ряжеными, которые осмыслялись как «чужаки», пришельцы из «иного» мира, с другой. Иная форма Р. связана с традицией игрищ молодежи в святочное время, где объектом действий ряженых выступали парни и девушки, достигшие совершеннолетия.
Состав и количество участников действа было обусловлено формой Р. В обходных обрядах чаще участвовали группы детей, подростков, девушек и парней, от пяти до двадцати
Человек. Приходившими на посиделки ряжеными были, как правило, молодые мужчины, нередко вовлекавшие в действо маленьких детей, подростков и парней; в некоторых местных традициях — старухи, замужние женщины, реже девушки, и то только те, что имели репутацию «отчаянных». Количество посиделочных ряженых зависело от «игрового» репертуара каждой отдельной местности.
В контексте взаимодействия мужского и женского начал для феномена Р. может быть отмечен ряд существенных моментов. Прежде всего, это травестизм — переодевание в человека или существо противоположного пола. Так, девушки и женщины нередко наряжались солдатами, кавалерами. В таком виде они ходили по домам, собирая гостинцы и вознаграждение за игру и пение. В Костромской губ. парни надевали сарафаны или женские платья, причем так, чтобы из-под каждой верхней юбки была видна нижняя. Некоторые при этом рядились беременными, и во время пляски «роженицы» выпускали из своего «брюха» ребеночка — куклу. Мужская молодежь на Святках рядилась также старухами и кикиморами — мифологическими существами, наделенными в народном сознании женской природой. Для этого одевались по-старушечьи: во всевозможные лохмотья и тряпки, на голову водружали горшок, накрытый тряпицей и заменявший женский головной убор. Ребята-«кикиморы» бегали по избе, завывали и хлестали всех попавших под руку грязными вениками, стараясь при этом особо «угостить» чужих парней. В середине XIX в. в масленичной обрядности ряда локальных традиций: владимирской, вологодской, московской, пензенской — «Масленицу» изображал парень или мужчина, выряженный чаще всего в ветхую и рваную одежду противоположного пола, под которую набивали тряпье или солому для имитации форм женского тела. Толпа односельчан с шумом сопровождала его в поле. За деревней «Масленица» переодевался в обычное платье, и после этого все участники возвращались в деревню.
Особой стороной Р., в большей степени святочного, являлась насыщенность сексуальной символикой на уровне костюма (или его полного отсутствия), слова, жеста, контакта со «зрителями». В некоторых местных традициях (в Тверской, Костромской, Вологодской, Пермской губ.) игры с эротической направленностью составляли значительную часть или даже доминировали в общем составе действ ряженых. Основным объектом действий в таких играх являлись достигшие совершеннолетия парни и девушки. Обязательным элементом игр был контакт ряженых с присутствующими на игрище девушками, носящий подчеркнуто эротический характер. Контакт мог осуществляться в форме поцелуя, удара (по спине или ниже пояса), щипания, хватания и т. п. Во многих сюжетах обыгрывался фаллический символ: «„Ситец мерить"… рядился обязательно парень <…> Ну вот ставят его посередке <…> Палка между ног: в ширинку вставлена и на веревочке в рукава протянута. Он как руками махнет, палка и подымется. <…> И начинают подводить девушку. И говорит: „Вот ей в этом году замуж идти… ей нужно побольше ситца отмерять". <…> А это девушке ведь неудобно. Ведь такую палку сделают красивую. Разукрасят, как надобно ей быть. Где на кончике красно, где белым, где рубчиком… и отмеряют» (3, с 209). В некоторых вариантах игры, «меряя ситец», приговаривали: «Ну чего тебе — / Атласу, / Канифасу, / Мужичьего припасу?» (3, с. 210). В Костромской губ. в избу вносили «совершенно нагого мужчину на стяге (шесте), пропущенном через связанные руки и ноги, наподобие говяжьей туши. К туше звали девок или, если которая прячется, то силом вытаскивали и предлагали кусочки говядины, по большей части срамные» (2, с. 200). Здесь же на игрище притаскивали «мертвеца» на доске или на салазках в сопровождении «плачущих» и «воющих» родственников, которые «звали девок или просто волокли прикладываться к покойнику — в рыло целовать или даже в „шишку"» (2, с. 199). Торопецкая «игра „межи наводить" заключалась в том, что ряженого парня или мужика клали на спину с закрытым лицом и вынимали его половой член, изображавший межевой столб. После чего объявляли, что межа „упала", и силой заставляли девушек ее „поправлять", „ставить"» (3, с. 211).
Обыгрывался также и половой акт, условно или на словесном уровне. На территории Камско-Вишерского междуречья, например, в разных вариантах была распространена игра ряженых «Сиротинушка»: «Сиротинушка — это девкой средит — ся парень. „Она" ложится. А тот с соломенным… А мать-то где-ко она тут где-ко-ся „Мати-барони, мать-сударыни, прикажи сиротинушке ножку отпехнуть!" — „Отпехни, отпехни, сиротинушка! Отпехни, отпехни, балагуренька! Отпехни, отпехни, баламутенька!" Мать-то бадожком отбрасывает у дев — ки-то одну ноге, потом другую, и приговаривает „Мать-бары — ня, мать-сударыня, прикажите сиротинушке плешку добыть"» (1, с. 225). Здесь же бытовала игра «Сборщик»: «Быт сборщик! И водили на „корабель". Это бесстыдно все говорят. Водили девок. „Была на корабле?" — „Была!" Этот средится, как сборщик. И этима тоже хлестали, из соломы, как веревочки. „С кем-нибудь е…?" — „Е…!" — „Пенка шла?" — „Пенка шла!" — „П… сонцем грело?" — „Сонцем грело!" — „В п… салышко кипело?" — „Кипело!" Если не скажешь это, хлешшут плеткой…» (1, с. 225).
Показательно, что контакту с ряжеными, как правило принудительному, подвергались абсолютно все девушки: специально назначенные «придверники» запирали двери избы и следили, чтобы никто не уклонился от участия в игре. В некоторых играх со стороны ряженых проявлялась откровенная жестокость к девушкам и парням, особенно к тем, кто упорствовал в нежелании выполнять предписанную «роль» или прятался. Часть игр сводилась именно к истязанию: укалывали иголкой, щипали за ноги, били по спине, щелкали по лбу или затылку. Так, «торгованы» (купцы), предлагая «разные ткани», «покупателя» клали на бочку вверх спиной и усердно отдирали кнутами «аршин за аршином» таким образом, «что у того кости трещат и он ревет благим матом <…> Разумеется, не всем отдирают хорошего сукна. Зато кому отдерут, лучшего заморского, тот, наверное, долго проносит его» (4, с. 191). В Тверской губ. ряженый «гусем» «придеть. Ходить, юпоеть. Все девок мучали <…> Особенно если какая ня нравится. Или нравится, а он ей ня нравится» (3, с. 203).
Помимо того что игры ряженых вызывали чувство страха, стыда у тех, кого в них вовлекали, эти действия заставляли их испытывать и физическую боль, и самые неприятные ощущения. Иногда знание того, как нужно себя вести в подобной ситуации, избавляло девушек и парней от лишних переживаний: «…с визгом стремглав врывается в избу стрелок, у которого должность ружья исправляет длинная оглобля, запачканная самой скверной грязью. Стрелок быстро подскакивает к кому-нибудь с пронзительным криком: „Застрелю!!", рассчитывая на испуг сидящего, и подставляет или, вернее, тычет оглоблей чуть не в самое лицо <…> Нетрусливым и знающим, в чем дело, здесь не бывает никакого вреда; потому что они ни за что не будут защищаться и отпихивать оглобли, без чего стрелок не смеет коснуться их. Кто же не знает дела и в испуге отпихнется, неминуемо касаясь при этом оглобли, то запачкается невыразимо» (4, с. 191—192).
Все вышесказанное свидетельствует о том, что игры ряженых в молодежной среде носили ритуальный, а следовательно, обязательный характер. Этот вывод представляется закономерным, если учесть приуроченность игр эротического свойства к Святкам — периоду формирования брачных пар, за которым начинался мясоед — время свадеб. По сути, игры ряженых представляли собой испытания парней и девушек, достигших брачного возраста, на зрелость в области сексуальных отношений.
Несмотря на то что Р. являлось необходимым и обязательным как обрядовое действо, отношение к нему в народной среде имело двойственный характер. Осуждение Р. основывалось на осознании его как «срамного». Оно также считалось действием, причастным к «иному» миру, опасным непосредственно для самих ряженых, особенно для тех, кто надевал на лицо маску. В народном сознании маска воспринималась как средоточие нечистой силы, поэтому ее использовали далеко не все ряженые (по большей части специально сделанные маски надевали мужчины; женщины же маскировали лицо иными способами: с помощью платка, сетки, полотенца и т. п.). Как правило, маски не хранили в доме, полагая, что они могут принести несчастье. Обязательной акцией для всех, кто участвовал в Р., являлось омовение крещенской водой у «иордани», осмысляемое как очищение от соприкосновения с нечистой силой во время Святок.
Значительное место в играх ряженых принадлежало похоронной и свадебной тематике, отсылающей к идее вечного круговорота жизни, актуальной для Святок как времени перехода от старого года к новому, когда происходит программирование судеб на новый цикл. Мотив жизнеутвержде — ния особенно отчетливо проявляется в играх, в которых «кузнецы перековывали» старых на молодых и в которых «покойники воскресали», а «сдохшие» или «заболевшие» животные «выздоравливали». Свадебная тематика в играх реализовалась в смеховом ключе: «Парень невестой, а девка — женихом, как в свадьбу играют. Были и родители — мать и отец. Наладят ково-то-ся. И подружка — все из парней, все выряжаются. Присказывали каки-то песни свадебны — раз кака — то-ся свадьба! В шутку! Хорошо, снарядехонько оденут. А невеста — ленточки, цветы оденет. У ково есть — солдатское ишшо накинут жениху-ту! Молодых венчали. Поп венчал. Каку-ко-ся клеенку или чо накинет. „Это хороша, — грит, — риза!" На голову каку-то шапку худую. В лапоть наладят, нажгут… кадило. Поп и напевает: „Радуйся, сорока! Радуйся, ворона, и ты, воробей-животворец!.."» (1, с. 224).
Практически на всей территории России Р. входило и в состав самой свадебной обрядности после момента венчания. Здесь оно также вносило в происходящее смеховой элемент. Ряженые останавливали свадебный поезд, перекрывали дорогу и требовали выкуп. Затем повозка с ряжеными пристраивалась в конец поезда; на ней к этому моменту уже была устроена печь, на которой с хохотом и криком ряженые прямо на ходу пекли блины. В некоторых местных традициях ряженые на второй день свадьбы с шумом и битьем горшков будили молодых, а во время обряда умывания вымазывали сажей всех участников свадьбы. В ряде центрально — и южнорусских губерний на второй или третий день свадьбы ряженые «пастухи» из дома невесты искали «ярку», «овцу» или «телку». Найдя молодую и обнаружив, что с ней произошли изменения, «пастухи» отказывались от прав на нее и получали выкуп в виде рюмки вина. Как и в конце святочного периода, в завершение свадьбы ряженые вместе со всеми свадебниками умывались водой.
1. Алъбинский В. А., Шумов К. Э. Святочные игры Камско-Вишер — ского междуречья // Русский эротический фольклор / Сост. и науч. ред. А Топоркова. М., 1995; 2. Завойко Г. К. В Костромских лесах по Ветлуге-реке. Святочное ряженье // Там же; 3. Лурье М. JI. Игры ряженых Торопецкого района Тверской области // Там же; 4. Преображенский П. С. Баня, игрище, слушанье и шестое января // Там же.
Е. Мадлевская
С