«РОДЫ» МУЖСКИЕ

Поведение мужчины, которое расценивалось как женское ролевое во время родинного обряда, оно известно в научном обиходе под названием «кувада». Распростране­ние кувады основывалось на представлении о существова­нии невидимой, внепространственной связи между мужчи­ной и его женой с новорожденным. Уже с момента зачатия Предписания и запреты регламентировали поведение не только беременной женщины, но и ее мужа, причем нару­шение их со стороны мужа могло повлечь за собой появле­ние на свет больного или уродливого ребенка. Так, в южно­русских губерниях мужу беременной запрещалось в празд­ничные дни плести что-либо или рубить дрова, чтобы «не зашить» или «не отрубить» младенцу какие-либо органы. В Сибири полагали, что если муж до обедни будет ходить на охоту, «не разбирая праздники», то ребенок родится с родимыми пятнами.

Наиболее ярко представление о связи мужа с роженицей Проявлялось во время родов. По сообщению из Новгород­ской губ., «один муж маялся вместо жены, уходил в овин и там катался». В Архангельской губ. верили, что «родовая болезнь» насылалась на мужа при помощи колдовства, к ко­торому прибегала повивальная бабка, при этом сама роже­ница не испытывала никаких болей и рожала быстро и легко. В Смоленской губ. колдуньи насылали родовые муки

На мужа, чтобы главной в семье стала его жена. В некото­рых местах обычай передачи родовых мук предварялся сва­дебным обрядом: если молодой супруг признавал авторитет жены выше своего, то позволял жене три раза перекатить­ся через себя, принимая тем самым родовые страдания на себя. На Русском Севере иногда сама жена наговаривала ро­довые боли на мужа, чтобы самой не мучиться. То же самое проделывали роженицы и в Сибири. По сообщению из Сур­гутского края «в прежние времена… жены переводили свою болезнь при родах на мужей, то есть в то время, когда жене приходила пора родить, у мужа заболевала спина и живот и он начинал испытывать все муки роженицы, а жена хо­дила как ни в чем не бывало». В Смоленской губ. полагали, что страдание мужа во время родов его жены — наказание за супружескую неверность. Там же иногда во время родов муж помещался на полатях или другом каком-нибудь высо­ком месте, а повивальная бабка привязывала нитку к его гениталиям и дергала за нее в тот момент, когда стонала роженица. В Архангельской губ., чтобы роды были легкими, Знахарки заставляли мужа роженицы раздеться донага, лечь в кровать и «горько плакать». Обычай мужских страданий во время родов нашел свое отражение в поговорке: «Корова рожает, а у быка брюхо болит».

«Р.» м. часто моделировали поведение мужа как «созна­тельную» имитацию поведения роженицы. Так, в Новгород­ской губ. муж снимал с себя пояс, а также трижды переша­гивал через веревку, то есть делал то же, что и его жена (см. Роженица). При трудных родах во Владимирской губ. повитуха заставляла мужа снять сапоги и развязать все узлы на одежде у жены и у себя, а в Калужской губ. муж должен был раздеться донага. На Русском Севере для облегчения родов муж изо рта поил жену водой, раздевался и прыгал с лавки. В Орловской губ. муж не только копировал поведе­ние роженицы, но и переодевался в женскую одежду, пови­туха заставляла его надеть поверх мужской одежды жен­скую, а на голову повязать бабий платок.

Обычай соучастия в родах не только утверждал отцов­ское право на ребенка (если вспомнить, что любое измене­ние социовозрастного статуса человека сопровождается сим­волической смертью, выраженной через страдания, боль), но и наиболее ярко оформлял изменение положения мужчины: был молодым — стал отцом. Косвенно об этом свидетельст­вует актуализация идеи смерти мужа: в южных районах, чтобы роженица быстрей разродилась, ее пугают сообще­нием: «твой муж убит».

Мотив мужских страданий обнаруживался также в попу­лярном в русской традиции обычае «пересола» каши, вина и пр., который исполнялся во время крестинного обеда, при­чем, как правило, только во время рождения первого ре­бенка, когда молодой муж превращался в отца. Например, в Астраханской губ. на крестинном обеде, когда на стол ста-

Вилась каша, мужу роженицы повивальная бабка подносила чарку вина с солью, перцем, горчицей, уксусом с красноре­чивой мотивировкой: «Чтобы он вполне чувствовал горечь родившей». В Казанской губ. кум с кумой ложку каши пере­мешивали с солью, перцем, вином и пивом и давали съесть отцу новорожденного, «чтобы чувствовал тяжесть жениных мук при родах, особенно если он не был при них». Во Вла­димирской губ. его поили огуречным рассолом, а в Твер­ской губ. после пересоленной каши отец должен был под­прыгнуть и сказать: «Дай Бог, чтобы так нарожденный вспрыгивал». В Тверской и Смоленской губ. в день рож­дения младенца или во время крестин гостям полагалось причинить его отцу боль, в частности, его тянули или «драли» за уши.

Литература:

1. Добровольский В. Н. Смоленский этнографический сборник. Ч. II. СПб., 1894; 2. Максимов А Несколько слов о куваде // Этно­графическое обозрение. 1900. № 1; 3. Хазанов А М. Загадочная ку — вада // Советская этнография. 1968, № 3; 4. Архив РЭМ, ф. 7, оп. 1.

Д. Баранов