ПОСИДЕЛКА (БЕСЕДА, ВЕЧОРКА, ПОСЙДА, СИДЕЛКА, СУПРДДКА)

Традиционная форма собрания молодежи в осенне-зимний период в закрытом помещении. Варианты названий связаны с родом занятий на П. (сидение, разговоры, прядение) и временем проведения (вечер).

Сезон деревенских П. начинался после уборки урожая и обработки льна. Уже для мятья и трепания льна девушки Собирались вместе, но при работе с утра до поздней ночи им не удавалось присесть ни на минуту; единственным раз­влечением были разговоры и шутки.

В зависимости от местной традиции и условий завершения уборочных работ первая П., или «засиживание», приурочива­лась к какому-нибудь крупному осеннему празднику: Успе­нию Богородицы (15/28 августа), Семенову дню (1/14 сентяб­ря), Рождеству Богородицы (8/21 сентября), Воздвиженью (14/27 сентября), дню Иоанна Богослова (26 сентября / 9 ок­тября), Покрову Богородицы (1/14 октября), дню Параскевы Пятницы (28 октября / 10 ноября), дню Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), Михайлову дню (8/21 ноября), Введению Бого­родицы во храм (21 ноября / 4 декабря) и др.

В некоторых местах, например в Рязанской губ., «заси­живание» сопровождалось ссыпной трапезой. Каждый при­носил с собой продукты — яйца, хлеб, крупу и др., — а хозяйка готовила угощение: «па качяту (петуху) нисём. Хозяйка сварить щи и кашу пшонную дня на три, ужынаим. Хлеб из дома принисем. Парни придут с бутылкай. Пляшым, играим» (4, с. 372). Обычные П. прерывались святочными Игрищами, начинавшимися через два-три дня после Рож­дества Христова, а в некоторых районах Русского Севера с Николы Зимнего (6/19 декабря), и затем возобновлялись в период мясоеда вплоть до Великого поста.

П. устраивали и в будние, и в воскресные дни. Местом П. была изба, обычно ее снимали у одиноких стариков, вдов, бедных людей или у хозяев, которых на пугали шум­ные молодежные сборища. Как правило, «сватали квартиру» девушки, договариваясь с хозяевами на весь сезон. Распла­чивались деньгами или продуктами. В Заонежье, например, хозяйка получала за аренду избы около десяти килограммов муки и килограмм масла за зиму с каждой девушки, а в не­которых местах — и с парней. В Рязанской губ. с девушки брали примерно полпуда зерна и пуд картошки. Плату «за квартиру», полностью или частично, девушки могли отраба­тывать: колоть дрова, носить воду, молотить хлеб и копать картошку, косить и жать. В целом плата зависела от коли­чества участниц П. и от их возраста. Так, на Русском Севе­ре в избе собиралось до пятнадцати — сорока и более деву­шек, а в Рязанской губ. — до семи — десяти. Повсеместно с девушек помладше плату брали меньше.

Кроме того, по воскресеньям во многих местах девушки приносили для хозяйки «воскресенное», или «воскресень — щину», — различную сладкую стряпню: «калитки», колобки, блины, шаньги, пироги. Зачастую эти лакомства приходи­лось брать из дома тайком от родителей. В некоторых мест­ных традициях за посещение П. платили и парни: в середи­не XIX в. вход на беседу стоил от 2 до 20 копеек за вечер, а в праздники — до 50 копеек. Для них существовала также дополнительная плата в праздничные дни за износ полов, так называемое половое, или мостовое. Не уплативший «по­ловое» не имел права подсаживаться к девушке и плясать с нею; на вечерине ему разрешалось быть лишь наблюда­телем. Кроме платы за избу девушки брали на себя рас­ходы по освещению и отоплению помещения. Лучину, свеч­ки и керосин для лампы приносили по очереди. Иногда девушка выпрашивала у парня 10—15 копеек на одну-две сальные свечи. За освещением П. лучиной следили ребята Или хозяева. Дрова приносили парни, в некоторых местах и девушки — по одному полену в день. Обязанностью по­следних было ежедневное протапливание избы. На них же лежала ответственность за порядок в помещении: каждую субботу девушки мыли полы. Иногда П. проводили не в избе, а в бане, которую тоже снимали за определенную плату у односельчан. В случае, если девушкам не удава­лось найти съемного помещения, то они собирались на П. в своих домах по очереди.

По характеру занятий П. делились на рабочие («пряди- мые», супрядки) и «с гулянием» («игримые», игрища, бесе­ды). На первых основная часть времени посвящалась работе: девушки пряли, шили, вязали, лишь ближе к ночи начи­нались развлечения с парнями. В некоторых местах с 2 до 6 часов вечера пряли, а с 10—11 до полуночи, а иногда и до 3—5 часов утра плясали, играли, пели. На беседах же работа сводилась к минимуму или исключалась вовсе.

В зависимости от возраста участников П. в одной дерев­не могли быть двух или трех видов. «Маленькие» (малые, младшие) П. устраивались для детей 10—12 лет, нередко в сенях той избы, где собирались взрослые девушки. Сюда приходили девочки, которые только-только научились прясть. По достижении 14—15 лет девочка, если ее пригла­шали, переходила в «среднюю» П., где девушки-подростки совершенствовали свое мастерство в шитье, прядении и зачастую бегали на «взрослую» беседу в качестве зрителей. Им разрешалось лишь смотреть на развлечения старших. На «взрослой» П. собиралась молодежь, достигшая брачного возраста — от 16—18 лет и старше. В Вологодской губ. «с малой вечерины на большую девушек переводят старшие по общему совету <…> Если вопрос разрешается в пользу девушки, за ней приходят с большой вечерины и пригла­шают к себе… торжественность момента подчеркивалась тем, что старшие девушки кланялись в ноги приглашаемой» (4, с. 29). Девушка прекращала ходить на П., когда все ее подруги («весь слой») выходили замуж или когда ее просва­тывали. В южно-русских губерниях это обычно происходило к 25 годам, в северно-русских позже — к 28 годам. В неко­торых местах, как, например, в Заонежье, кроме взрослых и подростковых П., были еще «старушечьи» беседы, кото­рые проводились только в посты. Здесь собиралось несколь­ко замужних женщин с вязанием, прядением, вышиванием. Такие П. женщины устраивали по очереди в своих домах. Сюда же охотно приходили девушки: на молодежных П. во время Филипповского поста наступало затишье, так как тра­дицией в этот период запрещалось петь веселые песни, пля­сать, устраивать игры с поцелуями. На «старушечьих» П. девушки имели возможность перенимать приемы женского рукоделия, а также учились петь духовные стихи, получая от старших необходимые разъяснения, слушали рассказы о прежней жизни, учились гадать и т. п.

На рабочие П. девушки одевались в будничную одежду. Способы распределения рабочих мест на П. могли быть различными. В одних традициях лучшие места — ближе к красному углу — оставляли для самых красивых, богатых или рукодельных девушек. Их места никто не занимал, даже если они приходили на беседу позже других или вовсе отсутствовали. Если П. посещали несколько сестер, наиболее почетное место принадлежало старшей; когда она выбывала из молодежной группы, ее место занимала следующая по возрасту сестра. В других традициях постоянного места не было ни у одной девушки: каждый раз они перемещались по кругу, так что всем удавалось посидеть и в красном углу, и у порога.

Каждой девушке мать задавала «урок» — сколько спрясть или связать и т. п. Подружки соревновались друг перед дру­гом, стараясь заслужить славу рукодельной и «удалой» на ра­боту. В отсутствие ребят девушки сопровождали свои занятия тихими разговорами и пением протяжных песен. Однооб­разность работы нарушалась играми и забавами, связанными с прядением. Много их было известно в вологодской тра­диции П. Здесь, например, девушки «выпрядали по картам»: каждая брала карту из игральной колоды и в соответствии с ее количественным значением выпрядала определенное количество нитей, затем брала другую карту. Так продол­жалось до тех пор, пока не исчезала вся колода, после чего девушки разыгрывали набранные карты. Другая забава назы­валась «выпрядать семьи». Каждая из участниц намечала себе несколько домов в деревне или целую улицу и пряла по нитке на каждого члена семьи, живущего в том или ином доме, называя его вслух по имени. Развлечение «ключики-за — мочики» было аналогичным игре «в молчанку». Так, когда на П. становилось шумнее обычного, одна из девушек говорила: «Ключики-замочики, запирайтесь роточики», после чего сра­зу наступала тишина. Тот, кто первым произносил хоть слово, должен был выпрясть три нитки девушке, которая произ­несла слова «ключики-замочики» (4, с. 38—41).

Не во все дни на П. можно было прясть. В народной тра­диции существовал запрет на прядение в пятницу, субботу, воскресенье, а также накануне престольных и больших праздников. В три последних дня недели занимались только вязанием или вышиванием, которые, в отличие от прядения, считались чистыми работами. Перед праздниками же П. не устраивали вовсе. Выполняя назначенную матерью работу, девушки в то же время ждали прихода ребят, с которыми время на П. протекало гораздо веселее. Если парни долго не шли, девушки прибегали к магическим средствам: разметали тропки от крыльца до дороги, мели от порога к красному углу оставленный парнями с предыдущей П. мусор — окур­ки, шелуху от семечек, кричали в печную трубу: «Робята, идите сюда!» Ждали прихода не только своих парней, но и «чужаков» из других деревень.

Обычно девушки выступали на П. в роли хозяек, а парни в качестве гостей. Последние за вечер могли побывать на нескольких П., не исключая бесед в соседних деревнях. Чтобы парни подольше не уходили с П., девушки клали в печь поварешку; верили, что пока она в печи, ребятам не уйти из избы. Приходили парни, как правило, ватагой, шумно. Войдя в избу, снимали шапки, крестились на иконы, здоровались общим приветствием со всеми девушками: «Посиделке вашей, лебеди белые!» — или: «Здравствуйте, девушки! заждались?» Парни садились на скамейку у двери или устраивались на полу. На П. мужская часть молодежи в основном развлекалась. Пока девушки были заняты, парни состязались в ловкости и силе, играли в карты, заигрывали с пряхами, подшучивали над ними.

Наиболее распространенной шуткой было прятанье прял­ки или веретена той девушки, которая за чем-либо выходила из избы. Чтобы получить свою вещь назад, девушке предла­галось поцеловать парня. Иногда похищенный предмет де­вушка под веселые реплики присутствующих разыскивала по всей избе, как в игре «холодно-горячо». Опытные пряхи, выходя, припрятывали свое веретено или оставляли под при­гляд подруг. Для еще одной забавы парни изготавливали удочки с перекрещенными лучинками на конце и закиды­вали их в работу девушек. От неожиданности пряха роняла веретено, а ухажер поднимал его, садился девушке на коле­ни и требовал «выкупа» — поцелуя. Многие шутки устраи­вались для того, чтобы наказать девушку, которая чем-либо не нравилась парням. К такого рода шуткам относилось насыпание в пряжу соли, золы или табаку, которые делали дальнейшую работу неприятной или невозможной, так как при прядении пальцы, касающиеся кудели, необходимо было смачивать слюной. Подобным развлечением считалось и раз­вешивание спряденной нити по стенам, а иногда по кустам, деревьям и сугробам, завязывание узлов в готовой пряже, смачивание кудели водой до такой степени, что ее невоз­можно было прясть. В таких случаях девушке приходилось под общий смех заново сматывать или разматывать нитки, обрезать запутанную пряжу или кудель.

Одной из важнейших сторон П. была возможность обще­ния молодежи. Каждый из участников мог создать впечат­ление о себе и присмотреться к другим, что помогало фор­мированию брачных пар. Именно на П. парни ухаживали за девушками, здесь создавались более или менее постоян­ные пары. Ухажера называли «беседником», «игралыциком», «вечеровальником», «дролей», «занималыциком», «масетом», «полюбовником», «почетником», «прихехеней» и т. п. Причем у девушки могло быть несколько поклонников. Пока у нее не было постоянного кавалера, она могла оказывать внимание разным парням, например свободно выходить на крыльцо с кем хочется. Если же пара уже сложилась, то интерес де­вушки к другим ребятам осуждался молодежным обществом. Не в почете был также и парень, который часто сменял подруг. Наличие постоянного беседника было важно для де­вушки: с ним она чувствовала себя уверенней и в кругу под­руг, и среди ребят, которые не осмеливались подшучивать над ней в присутствии ухажера. Последний оберегал и защи­щал ее в разных ситуациях, даже в игровых. Во время П. он сидел около работавшей девушки, разговаривал с ней, выхо­дил на крыльцо, становился с ней в пару в играх и хороводах.

Во многих местных традициях на П. было принято «при­певать» парня девушке. Пара, держась за руки, ходила взад и вперед по избе под пение величальной песни, в которой парня и девушку называли по имени-отчеству. «Припевание» заканчивалось поклоном и поцелуем. Право выбора партнера принадлежало девушке. После одной пары величали другую и так всех, кто был на П. Любимыми развлечениями моло­дежи после работы были песни и пляски, игры и хороводы. В них по большей части проигрывались ситуации семейной жизни, разнообразные варианты взаимоотношений мужа и Жены. Этикет требовал того, чтобы после каждого хоровода стоящие в паре благодарили друг друга за руку. Отказываться от приглашения в игру, хоровод или пляску было не принято.

Во время хороводов и игр, построенных на выборе парт­неров, каждые девушка и парень успевали побывать в паре с разными партнерами, что давало возможность вниматель­нее присмотреться друг к другу.

Наряду с очевидной церемонностью приветствий и благо­дарений в целом поведение молодежи на обычных П. отли­чалось достаточной степенью вольности. Так, соленые шутки и остроты в равной степени могли исходить из уст и ребят, и девушек. Нередко заигрывания парней приобретали не­скромный характер: в описаниях очевидцев деревенских бе­сед подчеркивались смущающие девушек долгие поцелуи, щупанье тела, утаскивание подруг на полати, в сенцы или на двор. Широко распространенный на Русском Севере обычай садиться к девушкам на колени в некоторых мест­ных традициях квалифицировался как вольность. Неодно­значное отношение вызывал и обычай «подночевывания», когда молодежь по окончании беседы не расходилась по домам, а устраивала совместную ночевку. В Рязанской губ., например, девушки на весь период П. приносили в съемную избу или баню свои постели. В некоторых местах молодежь устраивала на П. «гаски», то есть гасили лучину для объятий и поцелуев в темноте. При этом традицией предписывалось, чтобы девушка была в меру и бойкой, и скромной.

Вольное поведение обусловливалось закрытым характе­ром рабочих П., на которые не допускался никто, кроме холостой молодежи. В ряде местных традиций, где на обыч­ную П. могли приходить так называемые зрители, молодежь все-таки была недовольна их присутствием. Девушки также не очень любили вынужденные П. по своим домам, где их поведение в значительной степени стесняли родственники. По этой же причине они всегда противились появлению на взрослой П. своих младших сестер, так как считали, что те будут рассказывать об их ухажерах матери. Особенно обид­но было девушке, если она знала, что ее мать сама подгля­дывает за ней в окно. Тайна отношений молодежи на П. поддерживалась особой платой хозяевам избы, которая так и называлась — «за молчан», что отражалось в песне: «Вы не сказывайте дома матерям, что который со которой гово­рил, что который со которою сидел». При всей вольности поведения молодые люди практически никогда не переходи­ли грань в интимных отношениях. Повсеместно, если такое случалось, то девушки сторонились своей подруги, а парень, виновный в ее позоре, изгонялся из девичьего общества. Более того, в глазах молодежного общества девушка, заво­дившая отношения то с одним кавалером, то с другим, роня­ла свою репутацию. Парни смеялись над такой, и полюбить ее было стыдно перед товарищами.

П. нередко завершались за полночь играми, где участни­ки распределялись по парам и выходили из избы, уже не возвращаясь. «Беседник» провожал свою девушку до дома, и это провожание могло затянуться до рассвета. В некото­рых местностях строгие матери, запрещавшие дочерям долго оставаться наедине с парнем, контролировали их возвра­щение домой лучиной или свечой, которую предварительно замеряли. Девушка в таких случаях шла с беседы с зажжен­ной лучиной, по огарку которой мать судила о времени, потраченном на возвращение домой.

Наиболее яркими были воскресные и праздничные П., особенно в период мясоеда — «во все велико межговинье». На это время больше всего приходилось «гостьбищ», или «свозов», «свалок», «повад», то есть гощений девушек у род­ственников или подруг в соседних деревнях на протяжении одной-двух недель. На праздничные П. молодежь одевалась в самые нарядные костюмы. В некоторых местностях на праздничную П. нанимали гармониста. Подобно святочным игрищам и весенне-летним гуляньям, присутствовали здесь и зрители — молодожены, женщины, мужчины, старики.

На некоторых беседах девушки устраивали «ссыпку». В вологодской посиделочной традиции ссыпные молодеж­ные трапезы бывали накануне Рождества, когда рабочие П. завершались и начинались святочные игрища (см. Игрища).

В Рязанской губ. «ссыпку» устраивали на последнем по — сиделочном вечере, приходившемся на масленичную неде­лю. Здесь делали такую же трапезу, как и в начале сезона П. — на «засиживании». Дополнительно пекли пшенные блины, которые ели со сметаной и маслом. Парни же при­носили вино. После ее окончания девушки уносили свои постели домой.

Время молодежных П., развлечений, совместных ночевок заканчивалось на масленичной неделе. С Чистого понедель­ника начиналась подготовка к тканью полотен. Эта работа происходила в одиночку, и каждая девушка была занята у себя дома с утра до вечера.

Литература:

1. Бернштам Т. А. Девушка-невеста и предбрачная обрядность в Поморье в XIX — начале XX в. // Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы. Л., 1978; 2. Громыко М. М. Тра­диционные нормы поведения и формы общения русских крестьян

XIX в. М, 1986; 3. Калашникова Р. Б. Беседы и бесёдные песни За — онежья второй половины XIX века. Петрозаводск, 1999; 4. Моро­зов И. А., Слепцова И. С. Праздничная культура Вологодского края. Часть 1. Святки и масленица // Российский этнограф. № 8. М, 1993; 5. Морозов И. А., Слепцова И. С, Гилярова Н. И., Чижико — ва Л. И. Рязанская традиционная культура первой половины

XX века. Шацкий этнодиалектный словарь. Рязань, 2001.

Е. Мадлевская

Посох