ПЛЕГЬ (КНУТ, ПУГА, МАХАЛ КА, РЕМЕНКА)

Один из мужских ритуальных атрибутов, использовавшихся в пастушеской, дорожной и свадебной магии.

В атрибутике женатого мужчины П. была символом вла­сти над домочадцами. Во время свадебного обряда молодо­му мужу вручали П.: в одних вариантах ее передавал отец Невесты — как знак власти и обязанности ее «учить», в других — она сама, раздевая мужа перед брачной ночью, Находила в его сапогах золотую монету и П., которую про­тягивала ему с поклоном, чтобы муж хлестнул ее по спине. В знатных и зажиточных семьях Московской Руси, где власть мужа проявлялась особенно сильно, на стене висела специальная П., которая была предназначена для жены и называлась «дурак». В соответствии с наставлениями Домо­строя, учить жену при помощи П. разумно и даже полезно для ее здоровья, в то время как бить кулаком по лицу и гла­зам безнравственно; бить же железной или деревянной палкой опасно, особенно во время беременности, так как можно повредить во чреве ребенка или спровоцировать вы­кидыш. Битье жены в этой системе мировосприятия озна­чало неравнодушие к ней равно и к благополучию семьи: «Бьет — значит любит». Однако муж должен был действо­вать разумно и придерживаться меры, наказывая жену толь­ко в целях наставления и учения: «Палка нема, а даст ума»; «За дело побить — уму-разуму учить»; «Это не бьют, а ума дают»; «Бьют не ради мученья, а ради ученья (или: спа­сенья)»; «Тукманку дать — ума придать». Физическое воз­действие считалось эффективным средством формирования социальных качеств личности («ума»), также ознакомления ее с правилами жизни семейного коллектива. То же самое относилось и к наказанию детей.

Супружеское насилие, как таковое, подвергалось социаль­ной регламентации. Оно допускалось общественным мне­нием в случае измены жены, когда побои могли быть весьма жестоки. Другим поводом было «нерадение» жены по хозяй­ству. В этом случае инициатива наказания нередко исхо­дила от свекрови, которая жаловалась на невестку ее мужу (т. е. своему сыну). Известны случаи, когда свекровь букваль­но заставляла сына «поучить» жену, несмотря на его нежела­ние это делать. В песенном фольклоре есть сюжет о том, как муж, вернувшись после отлучки (из армии, с войны), убивает жену по навету своей матери, которая оговаривает ее, обви­няя в измене. Характерно, что в фольклоре гораздо чаще упо­минается конфликт молодой женщины со свекровью, нежели с мужем. Так или иначе, во многих случаях именно мать (свекровь) санкционировала насилие главы семейства в отно­шении своей жены и детей и подтверждала правильность (законность) его применения в глазах общественного мнения и в особенности женского сообщества (см. Бабняк).

Разрешая насилие по отношению к молодой жене — новому члену домохозяйства, — традиция ограничивала его

И, как правило, осуждала в отношении женщины-матери: «Бей жену до детей, а детей до людей!» Если муж бил жену не ради ее «учения», а по своей блажи, в пьяном состоянии, то подвергался резкому осуждению со стороны общества, приобретая репутацию «дурного», не способного отвечать за свои поступки, а следовательно, и править домом. Соседи в этом случае вмешивались в конфликт между супругами: укрывали жену с детьми, пока муж проспится; ходили разнимать; иногда выступали свидетелями, поддерживая жа­лобы жены в волостное правление (в советское время — в сельсовет или суд). Однако вынесение семейного насилия на суд общества подрывало репутацию семьи. Уже в XIX в. «учение» жены при помощи П. или кулаков воспринима­лось как уходящий в небытие пережиток прежних времен. «В старые годы бывало — мужья жен бивали, а ныне живет, что жена мужа бьет» — гласила пословица. Все большее распространение получало убеждение, что муж должен быть мудрее и идти на уступке жене в конфликтной ситуации, потому что обида жены более разрушительна для семьи: «Лучше жена мужа обидит, чем муж жену. Муж быстрее обиду забудет». Тем не менее остается актуальным взгляд на насилие как мужской атрибут; традиция по-прежнему «видит» насилие со стороны мужчины, а аналогичное пове­дение женщины остается «невидимым» (о нем не говорят). Муж, подвергшийся насилию со стороны жены, не может позволить себе обратиться к общественному мнению: «Не то смешно — жена мужа бьет, а то смешно, что муж плачет».

Переходя в статус матери семейства, женщина все боль­ше начинает сама использовать насилие в отношении его младших членов, сохраняя право наказывать даже взрослых сыновей. Однако на материнское насилие не распростра­нялись правила, регулирующие проявления силы со стороны мужчины. Сила, как и ее символы — П., палка (посох), нож И др. — остаются знаками мужского статуса.

П., как и прочие символы силы, активно использовалась в мужской магии. Во время свадебного обряда колдун или Дружка, исполнявший функции колдуна, сек П. углы дома, чтобы изгнать нечистую силу, напущенную враждебным колдуном; П. находилась у него за поясом, а иногда он вру­чал ее жениху, который также хранил ее за поясом в каче­стве оберега. П. была одним из атрибутов пастуха, кото­рый пользовался ею, в числе прочего, и для подачи звуко­вых сигналов. Предметом гордости пастуха являлось умение с помощью П., сплетенной из ремешков кожи и конского волоса, производить оглушительные хлопки, которыми он утром будил хозяек, чтобы те гнали коров в стадо; вечером извещал о возвращении коров в деревню; на пастбище по­давал сигнал коровам разойтись, созывал их к себе или гнал по дороге. Пошехонские пастухи, чтобы коровы не расходи­лись в лесу, утром обходил место выгона, волоча за собою П., смазанную медвежьим жиром. Запах держался два-три

Дня, и коровы боялись переходить невидимую границу. После этого пастух повторял процедуру или перегонял стадо в другое место. Некоторые пастухи брали на П. и магиче­ский обход (см. Пастух), то есть тайную силу, с помощью которой, как он верил, мог относительно благополучно и без больших потерь все лето пасти скот. Для этого совершали специальный обряд: читали над П. наговор, прикрепляли к ней кусочек воска с закатанными в нем шерстинками от всех животных стада. В целом обряды «взятия обхода» на П. повторяли аналогичные обряды с посохом. В вятских деревнях, выгоняя скот на пастбище, пастух хлопал П. на четыре стороны света; во время первого выгона после зимовки скотину перегоняли через П., положенную в воро­тах. В пастушьей обрядности П. сохраняла свое значение как символ силы и власти, актуальное в семейном обихо­де. В некоторых случаях отношения между пастухом и ста­дом строились по образцу семейных отношений: например, в с. Пинаевы Горки Старорусского р-на Новгородской обл. пастух, созывая коров, кричал: «Дочки, дочки!» — хлопая при этом кнутом.

Литература:

1. Даль В. И. Пословицы русского народа: В 3 т. М, 1993; 2. Кос­томаров П. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях // Костомаров Н. П., Забелин И. Е. О жизни, быте и нравах русского народа. М, 1996; 3. Щепан­ская Т. Б. Дискурсы российской власти: термины родства // Алгеб­ра родства. Родство. Системы родства. Системы терминов родства. Вып. 4. СПб., 1999; 4. Архив МАЭ РАН, ф. К-1, оп. 2, д. 1416, 1508.

Т. Щепанская