ПАСТУХ

Работник, которого нанимали в складчину для выпаса обще­ственного стада. Найм П. производился на средства несколь­ких соседских семей или всей деревни, одного из концов села или одной из улиц. Пастушество как профессиональное занятие появляется в России сравнительно поздно, в отдель­ных местностях, а первоначально в монастырских и княже­ских селах. Во многих регионах еще в конце XIX — начале XX в. пасли по очереди сами хозяева скота, преимущест­венно женщины и дети. Специальных П. на Севере нани­мали прежде всего для коров, хотя в стадо гоняли попутно и мелкий скот — коз и овец.

Найм П. производился на срок от Егорьева дня (23 апре — л я / 6 мая) до Покрова (1/14 октября) на сходе жителей

Селения. Нередко нанимали П. из другой деревни, а иногда и более отдаленных мест — чужого уезда и даже губернии. В П. шли странники, бродяги и нищие, для которых это занятие было источником постоянного дохода и до некото­рой степени обеспечивало социальное признание. Пришлые П. пользовались некоторым преимуществом в глазах кре­стьян, поскольку считались обладателями тайного знания и магических умений, необходимых, чтобы уберечь стадо от разнообразных опасностей. Особенно славились на Русском Севере и в Поволжье П. — ваганы (выходцы с р. Ваги, из Шенкурского у. Архангельской губ.), черепаны (из Черепо­вецкого у. Новгородской губ. и Белозерского у. Вологодской губ.), тверские, поляки (так называли в Новгородской губ. выходцев из Псковской и Витебской губ.), чье дальнее про­исхождение фактически было знаком их особого статуса.

Хороший П., по традиционным представлениям, кроме практических умений обладал магическими знаниями и тай­ными средствами, комплекс которых назывался (в разных местах) «обход», «отпуск», «запас», «привада», «привод». В начале пастбищного сезона П. «делал обход» или «брал» его у местного знахаря, заплатив за это иногда значительную сумму. В состав обхода входили обрядовые действия (публич­ные и тайные), магические атрибуты и слова (заговор для сохранения стада). Публичный ритуальный обход обычно был приурочен к дню св. Георгия, реже — Николы Вешнего. В этот день скотину впервые после зимы выгоняли в поле. Хозяйки, провожая коров прутиками вербы, освященной в Вербное воскресенье, в воротах двора расстилали свой пояс, чтобы корова возвращалась домой и была так же при­вязана к хозяйке, как ее пояс. На пастбище П. обходил стадо, держа перед собой решето с зерном и иконой; иногда там же лежали яйца, свеча, а в руках или за поясом П. мог быть обломок косы, топор, нож, плеть, пастуший барабан, рожок или посох, то есть предмет, на который он, как говорили, «брал обход». Во время обхода П. (или сопровождавший его знахарь) читал заговор, который, по поверьям, должен был хранить стадо в течение всего сезона. Исследователи разли­чают два типа заговоров: короткие ритмически организован­ные «стишки» и длинные тексты, восходящие к письменной традиции. Первые аналогичны тем, что читали в день первого выгона скота сами хозяйки в тех местах, где не нанимали П. Вторые являлись предметом тайного знания профессиональ­ных П. или знахарей. После совершения обхода П. получал подарки от хозяев скота, как правило, продукты (выпечные изделия и яйца), иногда предметы одежды. В этот день его звали в гости в каждый дом, где в честь праздника устраива­лось угощение. Ритуал обхода повторялся несколько менее торжественно в середине сезона: на Иванов, Петров или Ильин день, когда П. опять получал от всех хозяев продукты. Иногда перед этим ему давали два-три дня отпуска, чтобы навестить семью, живущую в другой деревне.

После публичных обрядов П. совершал еще тайный обход стада, во время которого будто бы заключал договор с лешим. В обмен на то, что леший будет помогать пасти скот и хранить его от зверя, П. оставлял для него где-нибудь под елкой одно — три яйца, а это означало, что он обещал нечистой силе отдать некоторое количество скота (соответ­ственно, от одной до трех голов). Этим договором объясняли потери скота, неизбежные при лесном выпасе. «Раньше был пастух здесь, — говорили, например, жители д. Залесье Харовского р-на Вологодской обл., — он отсуливал, видно, скотину: потеряется скотина каждый год. Видно, уж такой обход: отдавал, видно животину». По условиям договора П. мог «отдать лешему» молоко от нескольких коров, в знак чего во время тайного обхода он выливал на землю не­много молока. Этим объясняли некоторое снижение удоев части коров в течение лета. В Тихвинском р-не Ленинград­ской обл. существует поверье: коровы будут летом сбавлять удои, если П. совершит обход в сухом месте. Поэтому П. старались выбрать для совершения обряда поляну недалеко от воды. По пошехонским поверьям, молоко убывало у той коровы, которую П. выбрал «стадоводницей», на которую он «взял обход». «Пастух, — говорили местные жители, — брал каждое лето обход на одну корову: знал таки слова, — и эта корова будет все стадо пасти. Сама сохнет, сохнет и молоко сбавляет. Сохнет по стаду: надо стадо пасти. А с Петрова дня на новую корову делает». Хозяйки подозревали, что на этой корове «сидит леший», который помогает П. пасти стадо, но мучает корову. На стадоводницу вешали колокол, чтобы П. всегда мог слышать, где она находится. По по­верьям, на этом колоколе и сидела нечистая сила. Иноща между хозяйками скотины и П. возникали конфликты — хо­зяйки требовали снять обход с их коровы; поэтому, по сви­детельствам П., которые работали в 1980-е гг., они предпо­читали «класть обход» не на частных, а на колхозных коров.

С другой стороны, вера в магические знания П. во мно­гих случаях удерживала хозяек от ссор с ним: «С пастухом не ругалися: все боялися, может что сделает — скотину упа­сет. Раньше ведь пасли — много знали. Может, сама скоти­на заболеет, а народ скажет, что пастух сделал». Крестьяне старались не ругаться с П., опасаясь магической мести с его стороны, например того, что он «отдаст в обход» именно их корову.

Обход и вера в его магическую силу были важными фак­торами формирования статуса П. в деревенском сообществе. Знание обхода влияло на вознаграждение («знающему» пла­тили значительно больше), на отношение со стороны хозяев скота, исход конфликтов, кроме того, позволяло избежать ответственности за потери скота. Однако магическая сила обхода сохранялась только при соблюдении П. ряда условий, которые определялись в начале сезона, когда пастух «брал обход». Эти условия стандартны, хотя в разных деревнях они встречались в разных сочетаниях. Часть их касалась поведения П. на пастбище, в лесу. Так, например, регламен­тировался сбор лесных ягод: или не собирать их вообще, или не собирать на продажу (иногда только красные ягоды; иногда до определенного срока, пока не наберут деревен­ские бабы). От него требовали не ловить кротов, не плести лаптей и не драть для них лыка во время пастьбы (все эти занятия давали П. некоторый дополнительный доход, но в ряде случаев рассматривались деревней как нежелатель­ные), не разорять птичьих гнезд. Некоторые запреты каса­лись устройства изгородей, которые должны были уберечь от потравы скотиной полей и огородов, часто в пастушьих обходах значилось требование «не ломать изгородей».

Наибольший интерес с точки зрения формирования ста­туса П. представляет группа запретов, регулировавших его отношения с женщинами. Чтобы обход не потерял силу, П. должен был соблюдать ряд условий, в том числе правила Избегания — ограничение на общение с женщинами. Уже весною, «взяв обход», П. давал обещание в течение всего пастбищного сезона не жить с женой. В некоторых дерев­нях его отпускали к жене (если он пас в другой деревне) дня на три в середине лета, после чего он должен был возобновить обход (заново совершить все положенные обря­ды). Весной, при найме, П. предупреждал хозяев скота, что женщине нельзя выгонять скот простоволосой, босой, с голыми ногами, в подоткнутой юбке или в рубахе без кофты (выгоняли коров рано утром, не успев еще привести себя в порядок). Увидев женщину босой, П. хлестал ее по ногам кнутом или хворостиною. Женщина не должна выго­нять скотину и тем более являться на пастбище во время месячных очищений. Когда П. ночует в чьей-нибудь избе, хозяйка не должна спать с мужем и раскидываться во сне. Нарушение этих запретов, по поверьям, могло нарушить охранительную силу обхода: коровы будут «бегать, задравши хвост», уходить в лес, зверь нападет на стадо и задерет много скота. Особенно опасно, если женщина выгоняет или доит корову «грязная», то есть во время месячных (зверь «почует кровь»). Заметив, что женщина выгоняет корову в рубахе со следами месячных очищений, П. кричал и ру­гался: «Что ты, если… дак ты вымойся утром, а потом уж иди подои корову! — Он уж сразу узнает, что грязная подоила корову, — удивлялись бабы, объясняя проницатель­ность П. его связями с нечистой силой. — У его тоже, наверно, были… «товаршци»-то (т. е. бесы-помощники. — Т. Щ.). Как же он так узнает? Наверняка были».

П. запрещалось гулять и играть с деревенскими девуш­ками, участвовать в хороводах. В деревнях по сей день рассказывают о том, что в то время как П. развлекался с девушкой, зверь задрал одну, а то и несколько коров. При несоблюдении сексуальных табу вина за гибель ско­тины ложилась на П.

Чаще П. находили тепло и понимание не у «красных» девушек, а у старых девиц или вдов, на что общество смот­рело с большей терпимостью. В этом случае, по поверьям, обход не пропадал, хотя опасность все-таки возникала. Лег двадцать назад в Тихвинском р-не произошел такой случай. Местный П., по словам односельчан, жил со старой девой. Когда он днем ушел к ней, в стадо явился зверь. Но П., как говорят крестьяне, выручил леший, который помогал ему пасти скот: «Пришел в деревню неизвестный мужчина и говорит: — Где пастух? Там сейчас зверь всех коров заде­рет, — и пропал. Бабы — голосить. Пастух вышел: — Не ходите. Я сам. — Пошел — все коровы целы. Во…»

П. вытеснялся с брачного рынка. Брак с ним считался нежелательным и даже позорным. «За пастуха кто пойдет замуж? Это уж последнее дело. Значит, ничего больше делать не может (раз в пастухи идет)», — говорили в Ко­стромской обл. «Будут звать, что ты «пастушиха» — вроде позора выйти за него», — вторили и пошехонские жители. Такое убеждение встречалось повсеместно как в наши дни, так отмечали его и в XIX в. Девушкам даже запрещали причесываться на ночь — а то «суженый будет пастух». В Череповецком у. Новгородской губ. девушку, если от бросает где попало платок, мать предостерегала: «Уж быть тебе, Машка, за пастухом».

Впрочем, практика вносила в это правило некоторые кор­рективы: П. женились на вдовах с детьми, шли в примаки к засидевшимся девушкам — и оставались в деревне, ще пасли, на всю жизнь. По большей части в памяти сельских жителей старшего поколения П. был одинок — совсем не женат или во время пастьбы жил отдельно от жены. Такой вариант в глазах крестьян выглядел как наиболее обычный и приемлемый.

В системе традиционного разделения труда домашний уход за скотом и дойка коров входили в обязанности жен­щин, так что по роду своих занятий П. общался чаще с женской частью населения деревни. Этим и объясняется то внимание, которое уделялось регламентации его отно­шений с женщинами. Вместе с тем П. имел значительное влияние на репутацию женщин. Пришлый пастух ночевал и столовался по очереди в домах хозяев скота. При этом он имел возможность наблюдать домашний быт разных семейств и, по свидетельствам середины XIX — начала XX в., иногда использовал свои наблюдения, разнося по деревне информацию об отношениях внутри семьи и ка­чествах той или иной хозяйки. В послевоенное время (1950—1960-е гг.) в одной из пошехонских деревень про­изошел такой случай: П. не понравились колобки, кото­рыми его угощала одна из хозяек. Эти колобки он надел на рога корове, ославив женщину на всю деревню. В во­логодской деревне П. опозорил одну из хозяек, рассказы­вая, как грязно у нее в доме: «У Клавдюшки-то скатерть

Постелят на столе, дак не отодрать». Опасаясь подобных разговоров, хозяйки старались принять П. как лучшего гостя, выставляя праздничное угощение и производя тща­тельную уборку дома перед его приходом.

Литература:

1. Богатырев П. Г. Верования великоруссов Шенкурского уезда // Этнографическое обозрение. 1916. № ЗА. М., 1918; 2. За — войко Г. К. Верования, обряды и обычаи великоруссов Владимир­ской губ. // Этнографическое обозрение. 1914. № ЗА; 3. Кали­нин И. Обязательства по обычаям крестьян Онежского уезда Ар­хангельской губ. // Живая старина. 1913. № ЗА; 4. Щепанская Т. Б. Сила (коммуникативные и репродуктивные аспекты мужской магии) // Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре: Социальные и профессиональные статусы и роли. Сила и власть. Мужская атрибутика и формы поведения. М., 2001.

Т. Щепанская