ОБМЕН (ОМЕН, ОМЕНЫШ, ПОДМЕНЁННЫЙ)
В народных веро
Ваниях ребенок нечистой силы (лешачихи, обдерихи и др.), которым она заменяла человеческого младенца. В деревнях бытуют рассказы о том, как нечистая сила, являясь в облике странницы, cmapyxu-нищенки, женщины в светлом платке и платье (покойницы), мужика с черной бородой или старика, Обменивает новорожденного на свое дитя. Подмена может произойти до крещения ребенка, в доме или в бане, если Роженицу с ребенком оставят там одних.
На Русском Севере чаще всего рассказывают о подмене ребенка в бане. «Одна женщина, Поля, — рассказывали на Пинеге, — принесла ребенка (в баню, чтобы помыть. — Т. Щ.), оставила, а сама побежала за водой. Прибегает — не в ту сторону-то головка-то лежит. После этого плакать не мог, все только стонет. Да пожалел Бог, мало жил, помер». Подобный случай в конце XIX в. описывал корреспондент Этнографического бюро кн. В. Н. Тенишева из Сарапуль — ского у. Вятской губ. В северно-русских деревнях именно в бане чаще всего происходили роды, здесь же повитуха производила над женщиной и новорожденным знахарские манипуляции: женщине «правила живот», возвращала на
Место золотник (вправляла матку), ребенку «обминала» головку, придавая ей округлую форму. Боязнью подмены ребенка нечистой силой мотивировали запрет оставлять женщину и дитя после родов одних в бане не более шести недель. Именно шесть недель длился период ритуальной нечистоты — запрет роженице посещать церковь до получения ею очистительной молитвы.
О. мог произойти и в доме. Об одном таком случае рассказывали в с. Шеговары на р. Вага в Архангельской обл.: «Ребенок ревит и ревит. Идет в дом старушка, говорит: — Поменяемся: у меня спокойный ребенок, а у тебя ревит, я возьму твоего, а своего тебе оставлю. И хозяйка побоялась — будто страшная нищенка. Но она сама… взяла из зыбки. И потом мать-то, хозяйка, смотрит: ребенок как-то ревит не так: — У-у-у… Так и вырос недоумок. И умер потом». За подобными (довольно распространенными) рассказами, возможно, стоит магический обряд. Во многих местных традициях существовал обычай слабого, болезненного, нежизнеспособного младенца «отдавать нищим»: родители передавали его через окно нищему, прохожему страннику, который «забирал» его, а затем отдавал назад, как будто меняя на свое дитя. Считалось, что смерть и болезни благодаря этому отступятся от малыша. Подобный обряд совершали и в семьях, где до этого часто умирали дети. Можно предположить, что именно с этой ритуальной практикой связано предложение прохожего «поменяться» младенцами. В тех местах, где этот обычай не был известен или был уже забыт, такое предложение могло вызвать у родителей страх.
По поверьям, обмененный ребенок — исчадье нечистой силы — отличался от человеческого младенца особой прожорливостью («крынки молока наесться на один раз не хватало»), голосом (вместо обычного плача он издавал невнятные стоны, похожие на звук «у»), тем, что у него «не было костья». Вырастая, он либо оставался слабоумным, немым или заикающимся (не мог освоить человеческую речь), либо просто отличался злобным и своенравным характером, не слушался родителей и приносил им всяческие беды. По другим сведениям, «оменыш» вообще не рос, а так и оставался лежать в колыбели, потому что он только казался матери младенцем, а на самом деле представлял собою осиновое полено.
Эти поверья отражались на отношении к новорожденным, в чем-нибудь отличавшимся от других детей. Если малыш медленно рос, долго не начинал ходить, издавал необычные звуки, слишком много ел, поздно начинал говорить или вообще оставался немым, подозревали О. «Ну вот будет, например, робенок какой-нибудь уродливый, — объясняли нам на Пинеге, — дак говорили: обменили. Ино немый, либо чо». Окончательное заключение должна была вынести повитуха или знахарка. Способы производимой ими «про-
Верки» порой были весьма жестоки: в Пермской губ. ребенка помещали в печь на два-три часа, в Вологодской — под осиновое корыто и били по нему топором. Если после этих манипуляций ребенок умирал или терял подвижность (как говорили, «превращался в осиновое полено»), это, по поверьям, означало, что он был не человеческим младенцем, а «оменышем». «Осиновое полено» нужно было сжечь. В некоторых местах ребенка, подозревая О., били освященной вербой на пороге или мусорной куче. Говорили, что нечистая сила, услышав его крики, прибежит, заберет свое дитя и вернет похищенного младенца.
0. Мог быть выявлен и позже (в возрасте до пяти — семи лет), когда уже проявлялся характер ребенка. В этом случае признаками О. служили антисоциальные черты. «Если ребенок нормальный, все хорошо, — говорит жительница с. Нижняя Тойма в Архангельской обл. — А чуть что случись, скажем, он не слушает взрослых или злой будет, вот и говорят: подмененный. Сначала был хороший, послушный, а потом наоборот».
По народным представлениям, отродье нечистой силы нежизнеспособно и должно было скоро умереть. Чаще всего, по рассказам, «оменыши» умирали в младенчестве, реже доживали до пяти — семи лет. В случае, если «оменыш» жил дольше, общество не осуждало предпринимаемые родителями меры по избавлению от него. На Русском Севере были записаны рассказы местных жителей о том, как «обмененного» (слабоумного) ребенка-подростка родители запирали в подполье, жестоко секли или оставляли в лесу. Некоторых из подростков-«оменышей» будто бы находили в лесу задушенными или утопленными в лесных речках. Быстрая смерть «оменыша» считалась в деревнях божьей милостью, а его долгая жизнь — карой родителям за грехи.
1. Богатырев П. Г. Верования великоруссов Шенкурского уезда // Этнографическое обозрение. 1916. Вып. 1—4; 2. Кринич — ная Н. А. Лесные наваждения. Петрозаводск, 1993; 3. Черепанова О. А. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера. СПб., 1996; 4. Архив МАЭ РАН, ф. К-1, оп. 2, д. 1508, 1624, 1646, 1647.
Т. Щепанская