Главная > Мужики и бабы в русской культуре > МОНаХ (ИНОК)

МОНаХ (ИНОК)

Мужчина, посвятивший себя служению Богу через принятие пострига.

В XIX — начале XX в. по действующему законодательст­ву М. мог стать мужчина в возрасте старше тридцати лет (монахиней — женщина старше сорока лет), не имевший малолетних детей и не состоявший к моменту пострига в Браке. В реальной жизни к монашеству обращались люди более старшего возраста, мужчины с пятидесяти лет (жен­щины с шестидесяти лет). К этому возрасту многие уже теряли своего спутника в браке, взрослые дети не нужда­лись в родительской опеке, а преклонные годы заставляли думать о приближении смерти и о спасении души.

Человек, принявший монашество, посвящал жизнь Богу, чтобы «жить в общении с Богом, по воле Божией и пребы­вать в любви Божией». Он должен был отказаться от зем­ных удовольствий, таких как любовь к женщине (или муж­чине), семейные радости, вкусная, обильная пища, веселье, развлечения, накопление богатства; должен оставить все дурные привычки и страсти; гнев, злобу, ненависть, вражду, месть, гордыню, тщеславие; удерживаться от клеветы, лжи, празднословия, от желания унизить другого человека; осво­бодиться от всех нечистых мыслей и желаний, ибо все это греховно и неугодно Богу: «живущие по плоти угодить Богу не могут». Служение Богу и отречение от земных забот и радостей позволяло М., с точки зрения православной

Церкви, приобрести нравственную силу, опираясь на кото­рую он мог спасти свою душу и души грешных людей. Считалось, что «иночество есть величайший подвиг духов­ного служения миру; оно охраняет мир, молится за мир, духовно окормляет его и предстательствует за него, то есть совершает подвиг молитвенного заступничества за мир» (2, с. 695).

Путь от мирской жизни к монашеству был сложен. Пре­пятствием могли стать социальные и возрастные ограниче­ния, налагаемые государством, возражения родственников, недовольство общины.

В крестьянской среде согласие общины часто являлось решающим, несмотря на то, что уход в монашество был делом личным или внутрисемейным. Желание стать М. обычно встречало понимание среди общинников, если осно­вывалось на личном обете — клятвенном обещании потру­диться на стезе благочестия. Принятие обета всегда было вызвано реальными причинами, например серьезной болез­нью или надеждой на успех в важном деле. Часто в мона­стырь уходили для отмаливания греха близкого человека.

Прежде чем стать М., мирянин должен был год трудиться на благо монастыря в качестве «годового богомольца». Затем пройти период послушания, то есть беспрекословного под­чинения духовному отцу. В роли духовного отца, как пра­вило, выступал известный в округе старец. Человек, нахо­дящийся в послушании (послушник, белец), выполнял в оби­тели различную работу — «послушания». Зачастую это был тяжелый труд. Послушник вместе с М. присутствовал на церковных службах, имел свое келейное правило (порядок обязательной молитвы в келии), участвовал в общей трапезе. Он мог носить мирское платье, а по истечении некоторого срока настоятель позволял ему облачиться в одеяние чер­ного цвета: длинную широкую рясу, головной убор — ками­лавку, с этого момента послушник назывался рясофорным М. Если он чувствовал, что ошибся в выборе жизненного пути, то имел право вернуться в мир.

Добросовестно пройдя период послушания (искус), кото­рый обычно длился три года, человек подтверждал свое желание стать М., и настоятель монастыря совершал обряд пострижения, или «последования малой схимы». Рясофор­ного послушника после ночи, проведенной в молитвах, при­водили в храм, и игумен выстригал волосы на его темени крестообразно во имя Пресвятой Троицы, этим всецело посвящая служению Богу. На него надевали параман — небольшой четырехугольный плат с изображением Креста Господня, подрясник и пояс, покрывали мантией — длин­ным плащом без рукавов, на голову надевали клобук — камилавку с длинным покрывалом, а в руки давали четки. Эти одежды имели символическое значение и должны были напоминать М. о его обетах: нестяжании, целомудрии и по­слушании. Принявший малую схиму считался уже настоя­щим М., получал новое имя и должен был навсегда остатся в монашеской общине.

М., особенно строго исполнявший все монашеские пра­вила, проводивший время в постоянной молитве и размыш­лениях о Боге, живший обычно уединенно, мог принять великую схиму. В этом случае ему еще раз давалось новое имя и полагалось новое одеяние. Вместо парамана он полу­чал аналав — особый плат с крестами, а клобук заменялся куколем — накидкой, покрывающей голову и плечи.

Люди, ушедшие в монастырь, фактически полностью порывали связи со своей семьей и общиной. Заботы семьи, ее радости и печали отступали для М. на задний план. Он начинал вести иную жизнь: служил Богу, каялся в грехах спасал свою душу в соответствии с учением монашеского аскетизма. Поэтому принятие монашества осмыслялось как уход из жизни: «Келья — гроб, и дверью — хлоп». Проводы в монастырскую обитель сопровождались в большинстве случаев печалью, а часто и горем близких людей.

Жизнь М. в обители регламентировалась как письмен­ным уставом, так и неписаной традицией. Устав зависел от типа монастыря. Издревле по своей внутренней организации обители делились на общежительные (или киновии) и особ — ножительные. В киновиях М. получали все необходимое от монастыря, трудились на его благо, не имели собственности и личной свободы. В особножительных обителях М. имели только общие трапезы и богослужения, были более незави­симы. Они получали на руки часть монастырских доходов, могли продавать свои «рукоделия», вступать с миром в раз­личные, в том числе имущественные, отношения. В сино­дальный период (1721—1917) монастыри подразделялись на штатные, которые находились на субсидировании государст­ва, где М. платили жалованье, и заштатные, содержавшие себя самостоятельно. Большое влияние на положение М. оказывал социальный статус монастыря, например ориенти­рованного на выходцев из крестьян. Известно, что для сирот был определен Новодевичий, а для больных и увечных — Вознесенский женский монастырь. Социальный статус М. влиял на его жизнь и после пострижения: крестьяне, сол­даты, мещане составляли основу рядового, «работного» монашества, выходцы из белого (приходского) духовенства и аристократии чаще назначались на административные должности и могли иметь преимущества в бытовом и мате­риальном отношении. Образ жизни М. в женских и муж­ских монастырях также сильно различался. В целом уставы женских обителей были более строгими. Например, вход мирянам в женские монастыри, в отличие от мужских, кате­горически запрещался, а М.-мужчины имели право с разре­шения игумена покидать монастырь и даже четыре раза в год посещать родственников.

В обители основную часть времени М. занимали молитвы (в церкви и в келии), которые начинались глубокой ночью

Монах

(в 2 часа пополуночи) и продолжались с перерывами на про­тяжении всего дня. В будние дни богослужения занимали семь-восемь часов, в праздники — до десяти часов и опре­деляли весь порядок жизни в монастыре. В перерывах меж­ду службами проходили трапезы «по чину», обычно дважды в день, немощным полагалась третья трапеза. В остальное время занимались выполнением «послушаний» по ведению монастырского хозяйства. Излишнее умерщвление плоти в православных монастырях осуждалось, хотя некоторые подвижники демонстрировали верх аскетизма.

Отношение к М. и монашеству у русских не было одно­значным. Оно колебалось от положительного и даже почти­тельного до полного равнодушия и неприязни. С одной сто­роны, монашество воспринималось как подвиг во имя Бога, а сами М. — как люди, готовые пожертвовать всеми зем­ными радостями ради спасения всего человечества и каждо­го отдельного человека. Верующие люди считали, что образ жизни М. является примером того религиозно-нравствен — ного пути, который положено пройти человеку как носи­телю образа Божия. Пословица говорит: «Свет инокам — ангелы, свет мирянам — иноки». Многие крестьяне и горо­жане совершали паломничества в монастыри, чтобы собст­венными глазами увидеть это воплощение идеала, погово­рить с иноками, достигшими, по общему мнению, вершин благочестия и воздержания, попросить у них духовной под­держки и совета по конкретным житейским проблемам.

С другой стороны, к М. относились насмешливо и не­доброжелательно. Во многих документах XIX — начала XX в. говорилось о том, что для мирян характерно «отсут­ствие любви (к монахам), пренебрежение и нередко дерз­кое и нахальное желание осмеять». Героем многих народ­ных анекдотов, уличных песенок, «заветных» (т. е. непри­стойных) сказок был М. В «заветных» сказках часто встречался сюжет о М. или монахине, занятых любовными проделками. М. были главными персонажами народных игр во время гуляний, а также Святок и Масленицы, их изображали «в посмеяние и поругание священного чина». В то же время вне праздничного веселья пренебрежитель­ное отношение к М. сочеталось со страхом перед ними. Считалось, что М. могут принести несчастье. Поэтому при­шедших в село М. старались приветить: накормить, напо­ить, предоставить мягкую постель. Встреча с М. на дороге была плохой приметой, а появление монашки во сне пред­вещало смерть.

Литература:

367

1. Громыко М. М., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., 2000; 2. Закон Божий для семьи и школы со многими иллюстра­циями составил протоиерей Серафим Слободской. Николо-Волосов — ский монастырь, 1999; 3. Лещенко В. Ю. Семья и русское право­славие (XI—XIX вв.). СПб., 1999; 4. Православная жизнь русских

Крестьян XIX—XX вв.: Итоги этнографических исследований. М., 2001; 5. Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII—XX веках: Этнографические исследования и материалы. М, 2002; 6. Христианство: В 3 т. М, 1995. Т. 2.

Е. Федорова, И. Шангина

Комментарии закрыты.