МАТЕРИНСКАЯ ЗАЩИТА

В народных верованиях способность мате­ри своей любовью ограждать дитя от опасностей, грозящих ему в мире. Чаще всего мотив М. з. реализуется в обрядах знахарского лечения маленьких детей от испуга («исполоха», «переполоха», «ополоха», «ляка») и уроков — недомоганий, происходящих, по поверьям, от чужого недоброго взгляда, слова, дыхания, прикосновения. Самым действенным лече­нием от уроков и испуга считалось материнское. Как гово­рили на Пинеге, «от испуга всех лучше мати ладят. А по бабкам ходят — да еще не по крови придется, не по крови бабка робенку». Чужой человек может оказаться больному «не по крови», тогда лечение не подействует; мать же всегда «по крови» своему ребенку. Самыми верными средствами лечения признавали телесные выделения матери: ее слюна, моча — либо вода, смытая с ее лица или тела. На Вятке мать смачивала лоб заболевшего ребенка своей слюной, в Заонежье сбрызгивала ребенка водой из своего рта; на Пинеге обливала в бане водой со своего лица, при этом ребенок стоял у нее на коленях; на Северной Двине во время обливания ребенок находился у матери между ног, как говорили, «под родами», и вся процедура в этом случае символически воспроизводила роды. Ритуалы лечения ребен­ка строились как его символическое перерождение. Подоб­ные меры предпринимали и профилактически: чтобы убе­речь младенца от уроков и родимца (младенческих при­падков), мать сразу же после родов обмывала его с себя, сопровождая эти действия заговором, где также фигуриро­вал мотив родов: «От чего зародился, от того и лечился: родимой родимец, бойся, устрашайся родимой мати, мати родами родила, родами излечила». В Череповецком у. Нов­городской губ. во время лечения маленьких детей от раз­ных заболеваний мать принимала позу родящей: садилась на корточки, задрав рубашку, голым телом над лицом ребенка, при этом приговаривала: «Коя мать родила, тоя и болести изсушила». В Полесье также лечили черную болезнь (при­падки, происходящие, по местным верованиям, от испуга) не

Только у детей, но и у взрослых. Если матери не было по­близости, вместо нее на лицо больного садилась баба-знд — Харка или любая женщина. Иногда вместо этого мать обти­рала лицо, темя и ручки ребенка своей нижней рубашкой, предварительно на нее помочившись: «Яка маци радзйла, та и адлячила». На Пинеге, в с. Сура, от испуга окачивали ребенка с материнской рубашки.

Защитная символика «материнства» присутствовала в ма­гических обрядах и заговорах, связанных с проводами в до­рогу: на охоту и промысел, на войну, в армию и просто на чужбину. Провожая сына на войну, мать давала ему обе­рег — платок, горсть родной земли, кусочек хлеба с солью. На чужбине или на опасной дороге материнская памятка должна сберечь его от сабли, пули и любого зла. Богатырь Добрыня, отправляясь на битву со змеем «ко Пучай-реке» или «во Туги-горы», вначале приходил к матери за благосло­вением. Та давала ему «свой шелковый плат» или «шелко­вую плеть», которые в критический момент битвы с чудови — щем-змеем спасают героя.

В материалах конца XIX в. среди дорожных и воинских оберегов упоминались предметы, несущие символику «мате­ринства» или имеющие отношение к родам: богородичные иконки и молитвы (чаще всего «Сон Богородицы»), высу­шенные фрагменты околоплодного пузыря — «рубашки», последа, тканей плода-выкидыша. Оберегами служили также предметы с отверстием, в народной традиции символы мате­ринского лона: щепка с дыркой от выпавшего сучка, согну­тая кольцом иголка и т. п.

Действенным оберегом считалась также материнская молитва. Проводив детей, мать по обычаю произносила им вслед: «Подите, Бог с вами, спаси и сохрани вас!»; «В воде не тоните да и в огне не горите. Вернитесь домой. Аминь». Эти краткие формулы были записаны в Вельском р-не Архангельской обл. На Северной Двине, в Виноградов- ском р-не, в старообрядческом с. Борок, записан более раз­вернутый текст материнского благословения, где молитвен­ная формула соединяется с традиционным охранительным заговором: «Подите, Бог с вами. Благослови, Господи, на всех путях, на всех дороженьках. Пресвятая Богородица, спаси и сохрани ото всяких напастей, от злых людей, от воинских боев, от судов, от гроз, от пожаров, от вод, от болезней. Спаси, сохрани, Господи».

Отправив детей в дорогу, мать постоянно помнила о них, материнская любовь и молитва, по стойкому народному убеждению, хранила детей на всех их дорогах. «Провожаю, дак я крестик свой даю, — говорила старая женщина в с. Усть-Выя, в верховьях Пинеги. — Я и теперь спать ложусь да благословляю: „Дай Бог здоровья дитятку моему да внуку!" Которые не дома, в городе живут… Благосло­вишься — дак веселее спать. Спать ложусь — дак всех: детей, внуков — благословляю, и легче на душе». И мать,

И живущие вдали от дома дети все время ощущают незри­мую связь, которая позволяет матери спасти детей в случае опасности. Истории об этом до сих пор имеют широкое рас­пространение. В Вологодской обл. записан рассказ об одном таком случае: «В предрассветном тумане автобус едва не упал с моста, который ночью снесло рекой; но перед самым обрывом водителю привиделось, будто на капот машины, раскинув руки, бросилась женщина в белых одеждах — его мать. Резко затормозив, он остановился над самым обрывом».

Символика материнства и тема родов фигурируют также в магических заговорах, призванных обеспечить че­ловеку защиту от начальства и судей. Они часто встре­чаются в заговорах «на суд». В Череповецком у. Новгород­ской губ. был записан следующий текст: «Как солнце народится от матери родной, будет двух или трех лет и не возможет против матери не промолвить, не проглаголать, не запомнити ни устами, ни сердцем, ни злыми делами и ни злыми помыслами… так бы сопротив меня, раба Божия (имя рек), не могли ничего сотворити власти и воеводы, и приказные люди, и весь народ православный». Этот за­говор полагалось прочитать перед тем, как идти на суд. В одной старообрядческой рукописи обнаружен заговор, который следовало прочесть, идя к начальству: «Мати Божия Пресвятая Богородица, покрой мя омофором своим! Иду я, раб Божий, к рабу Божию (имя рек); лежал ты у матери своей во чреве, тогда у тебя не было на меня ни думы, ни слов, ни речей никакия, так и ныне я к тебе иду, чтоб не было у тебя ни думы, ни слов, ни речей на меня…» Обращение к материнству служило средством ма­гической защиты не только от природных или потусторон­них, но и от социальных сил (суда, властей).

Литература:

1. Великорусские заклинания: Сб. Л. Н. Майкова. СПб, 1994;

2. Вятский фольклор: заговорная традиция. Котельнич, 1994;

3. Гура А. Ф. Война // Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995; 4. Логинов К. К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993; 5. Мазалова Н. Е. Роди­на Русском Севере: Соматические представления // Обряды и ве­рования народов Карелии: Человек и его жизненный цикл. Петро­заводск, 1994; 6. Онежские былины, записанные А Ф. Гильферди — гом летом 1871 года. Архангельск, 1983; 7. Традиционная русская магия в записях конца XX в. СПб., 1993; 8. Усленский Б. А. Фило — Логические разыскания в области славянских древностей. М-.1982 9. Щепанская Т. Б. К этнокулыуре эмоций: испуг (эмоциональная саморегуляция в культуре материнства) // Родины, дети, повитухи в традициях народной культуры. М., 2001; 10. Архив МАЭ РАН

Ф. К-1, оп. 2, д. 1242, 1569, 1570, 1621, 1623.

Т. Щепанская

Материнский грех