ДОМОВОЙ (ДОМОВОЙ ДЕД, ГОЛБЕШНИК, ЗАПЕЧНИК, ИЗБЕННОЙ БОЛЬШАК, ДОБРОХОТУШКО, КОРМИЛЕЦ, ЛИХОЙ, ХО­ЗЯИН)

В восточно-славянской мифологии домашний дух и покровитель семьи, тесно связанный с представлениями о предках, а также благополучием дома, семьи, скота.

Многочисленные былички и рассказы зафиксировали разные названия Д., бытовавшие у русских. Часто крестьяне отзывались о нем с добродушием и даже с нежностью, ве­личали его «хозяином», «доможилом», за древний возраст — «дедушкой». За совместное проживание с человеком звали «суседком», за любовь к теплу и уюту — «жировиком», за отсутствие одного уха (по сравнению с человеком) — «кар- ноухим». В названиях отразился характер отношений Д. с членами семьи, его статус в доме, основные функции и проявления, а также связь с нечистой силой.

На протяжении XIX—XX вв. краеведы, этнографы, кор­респонденты с мест подчеркивали, что вера в Д. являлась общераспространенной. Крестьяне верили, что Д. живет в каждом доме как второй хозяин и без него жизнь обита­телей дома рушится, они могут разориться или даже уме­реть. Поэтому его присутствие в доме стремились сохранить любыми средствами. Например, рассказывали, что в Орлов­ской губ. после того как сгорела целая деревня, Д. так затосковали, что ночами были слышны их плач и стоны. Вот почему крестьяне сколотили временные шалашики, разбро­сали возле них ломти подсоленного хлеба и пригласили Д. на временное жительство.

О происхождении Д. в народе существует несколько легенд. По одной легенде, он связан с предками рода, то есть с «правильными покойниками»: «Д. — душа чья-то, отец, мать». В другой подчеркивалась «нечистая» природа Д., который за грехи назначен в услужение домочадцам: это проклятые при жизни своими родителями, а также умершие без покаяния мужчины и проклятые Богом на определен­ный срок. В легенде более позднего происхождения Д., как и остальных местных духов-покровителей, соединяли с пре­данием о падших ангелах, которых Бог в наказание сбросил с неба на землю. Те из них, кто попали в жилища, превра­тились в Д.

Считалось, что Д. невидим. Но, как всякого невидимого духа, его наделяли способностью представать в облике живо­го или умершего хозяина дома, кроме того — любого члена семьи: «последнего» умершего, самого старшего или отсут­ствующего в данный момент человека. Он мог обернуться в кошку, зайца, собаку, теленка, крысу, белку, змею, ужа, медведя с человеческой головой и ступнями, при этом шерсть животного имела тот же цвет, что и волосы хозяина дома.

Описывая внешность Д., рассказчики сообщали, что чаще всего он показывался взрослым или пожилым человеком, полностью или частично покрытым шерстью. Был одет обычно в местный костюм, в котором ходили старики, при­чем в одежду белого цвета. Одеяние его становилось чер­ным, если своим появлением Д. предвещал беду. В Смо­ленской губ. Д. — «седой старик, с непокрытой головой, одетый в длинную белую рубаху», в Орловской губ. — «человек в свитке и подпоясан». Крестьянин из Новгород­ской губ. рассказывал, что услышал при пожаре крик и уви­дел мужчину среднего роста в синем балахоне, красном кушаке, который бегал и кричал: «Ой, погиб я теперь, не найти мне лучше этого дома». По описанию из Вологод­ской губ. Д. — «небольшой старик с длинными седыми волосами и бровями, с сердитым выражением лица, кри­выми ногами, тело, кроме рук с длинными когтями и лица, покрыто шерстью белого цвета».

По поверьям, Д. можно увидеть как случайно, чаще всего ночью возле скотины и лошадей, так и преднамеренно. Для чего надлежало надеть на себя непременно в пасхальную ночь лошадиный хомут, покрыться бороной, зубьями на себя, и сидеть между лошадьми, которых он особенно любит, всю ночь. Говорили, что если Д. увидит этого чело­века, то заставит лошадей бить задними копытами по боро­не так, что те могли до смерти забить любознательного. Также чтобы увидеть Д., в Чистый четверг или на Рождест­во советовали подняться со свечой на чердак, а на Пасху прямо из церкви пойти в хлев или на чердак со свечой, с которой отстояли все службы начиная со Страстной пятни­цы. Смотреть на Д., согласно народным представлениям, ре­комендовалось поодиночке, иначе был риск его рассердить.

Местопребывание Д. связывалось с сакральным простран­ством дома и двора, где, по народным представлениям, су­ществовала связь с потусторонним миром и душами умер­ших родственников. В доме это, прежде всего, печь и про­странство вокруг нее — запечье, подпечье, шесток, голбец, труба; затем подполье, передний угол, порог, а также нежи­лые части избы — клеть, подклеть, чердак. Во дворе Д. мог жить в хлеву, яслях, сенном сарае и месте, куда высыпали мусор, а также в бане. Во Владимирской губ. для Д. спе­циально вывешивали сосновую или еловую ветку с густо разросшейся хвоей, называвшейся «матка», «матошник», «матерник», «шапка», «куриная лапа». Иногда подчеркива­лось, что место обитания Д. летом — в хлеву под яслями, а зимой — в подполье.

Считалось, что Д. имел семью — жену и детей, — в точ­ности повторявшую состав человеческой семьи. По много­численным рассказам, ее жизнь также напоминала челове­ческую. Жена — домаха (домовиха, иногда кикимора) жила в подполье. Она пряла и порой выполняла работу по дому, которую недоделала женщина. Сыновья Д. поступали на службу в новые дома, а дочери — домовинки — пряли под полом. Д. кормил свою семью хлебом, который «неумойки лапали» (т. е. люди, садившиеся за стол с грязными руками). Ему приписывали сожительство с женщинами, в том числе и с хозяйкой дома. В Тамбовской обл. верили в связь Д. с молодыми солдатками, дети которых умирали прежде, чем их успевали окрестить, а затем жили за печкой.

В народных представлениях Д. очеловечивали, считая, что они ходят в гости друг к другу, иногда ссорятся и даже дерутся, чаще всего из-за корма, который воруют у чужой скотины и носят своей. В зимние ночи Д. собираются в какой-нибудь нежилой избе на краю деревни и пля­шут до утра, а из избы слышится топот, визг, вой, лаяние и мяуканье.

Все эти черты делали Д. близким и понятным простому крестьянину. Повсеместно существовало убеждение, что он обязательно должен быть в каждом доме: «Без домового не жить и не кормить»; «Без домового как без хозяина! Хозяи­ном считался». В свою очередь крестьяне верили, что Д. привыкает к своей избе, так что его трудно выселить или выжить. Для этого использовали особые приемы. Если при переходе из старой избы во вновь отстроенную хозяин не сумел переманить Д., тот оставался жить на старом пепе­лище, среди трухи и развалин в холодной избе, несмотря на любовь к теплому жилью. Оставшийся из упрямства, по личным соображениям или оставленный по забывчивости хозяев Д. страдал, томился и скучал. Поэтому существовал обычай звать Д. при переезде, в противном случае семью в новом доме ожидали несчастья. Его переносили с частью старого хозяйства: хлебом, лаптями, помелом, дежей с тес­том, горшком с углями, веником, куском навоза из хлева.

Также перевозили на помеле или лопате, которой сажали хлеба в печь. В старой усадьбе открывали ворота и с при­говором: «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом» — переносили вещи в новое жилище. Чтобы Д. «не избывал» во время отправления кого-либо из домашних в дорогу, нужно было закрыть заслонкой печь.

Д. считали опекуном скота и птицы. Если Д. любил ско­тину, она становилась гладкой, сытой, здоровой и плодо­витой. По поверьям, он кормил и поил, подгребал корм в ясли, чистил скотину, расчесывал гриву лошади, заплетал ее в косички, привязывал красные ленточки. Предполагали, что отношение Д. зависело от того, нравилась ли ему масть скотины. Если скотина чахла, худела, а утром оказывалась мокрой, говорили, что пришлась «не по двору», «не по масти», «не в руку». Нелюбимую скотину Д. мучил, загонял под ясли, отбирал корм, а в кормушку клал навоз, в лоша­диных гривах сбивал колтуны. Такую скотину продавали, считая, что Д. все равно ее изведет. Чтобы поменять масть скота, различными способами старались выяснить предпо­чтительную для Д. окраску. Для этого стремились увидеть Д. в Страстной четверг или на Пасху, также пытались опреде­лить масть скота по кошке или живущей во дворе ласке и пр. Рассказывали, что в одной губернии хозяин спрятался в яслях и заметил, как Д. соскочил с сушила, подошел к ло­шади и давай плевать ей в морду, а левой лапой у нее корм выгребать. Хозяин испугался, а тот заворчал про себя, но так что было слышно: «Купил бы кобылку пегоньку, задок беленький!» Его совет был исполнен. Теперь хозяин разгля­дел, что Д. в лохматой шапке и в желтой свитке обошел ло­шадь, осмотрел ее и сказал: «Вот это лошадь! Эту стоит кор­мить, а то купил какую-то клячу». И стал ее гладить, заплел из гривы косу и начал подгребать под самую морду овес. Приведя на двор нового коня или корову, их отдавали под покровительство Д., прося его беречь и любить скотину. С такой же просьбой обращались и весной перед первым выгоном скота на пастбище, а также осенью, загоняя скот на зиму в хлев.

Верили, что он обладал способностью предупреждать о несчастье. Для этого нужно было понять те знаки, которые якобы подавал покровитель дома. Если Д. давил спящего че­ловека, то советовали произнести формулу: «К добру или к худу?» Затем следовало ожидать его реакции: если отве­тит, то это к добру, а если промолчит — к худу. Услышав плач Д. в самой избе, говорили, что быть в доме покойнику — Если у трубы на крыше стучала заслонка, то предвидели судебное разбирательство. Тот, кого Д. обмочил ночью, должен заболеть, а если он подергал за волосы, следовало остерегаться: жене рекомендовалось не ввязываться в спор с мужем. Предвещая смерть хозяина, Д. принимал его облик и появлялся в его шапке. Обычно он «являлся» мохнатым, но если появлялся голым, то пророчил бедность. Он пре­дотвращал пожар в доме, вовремя разбудив хозяина, спасал теленка, вызвав на двор хозяйку. Если дела в семье склады­вались успешно, Д. смеялся, гладил мохнатой или теплой рукой, скакал, иногда подыгрывая на гребешке, предупреж­дал о свадьбе в семье и т. д.

Будучи мифологическим главой семьи, Д. следил за отно­шениями домочадцев, наказывая зачинщиков ссор, лжецов, нерях. Люди были убеждены, что с Д. «нужно жить в друж­бе», иначе он мог нанести вред хозяйству, а также пугать, душить, давить, щипать спящих, сталкивать их с кровати, не давать спать по ночам, творить мелкие пакости, воруя, раз­брасывая и портя вещи, передвигая мебель, поедая пищу. Считалось, что он любил те семьи, в которых жили в пол­ном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относились к своему добру, в порядке и чистоте содержали двор. Если в таком хозяйстве забывали, например, замесить коровам корм, задать лошадям сена, то Д. сам выполнял эту работу. Зато ленивым и нерадивым он охотно помогал запускать хозяйство.

В народе бытовали многочисленные рассказы о том, как Д. заботился о моральном духе семьи, мешал тайным грехам супругов. Например, он душил невестку, ведущую разгуль­ную жизнь, избивал мужика, сквернословившего в хлеву. Если хозяйка оставляла нож на столе в нарушение запрета, Д. злился, шумел и мешал спать. Чтобы не рассердить его, соблюдали ряд предписаний: запрещалось ругаться, стоять на мусорной куче, ночью работать или кормить ребенка, ложиться спать без ужина.

С рассерженным Д. можно было помириться: для этого стоило положить ему под ясли нюхательного табаку, до которого он был большой охотник, или вообще сделать ему какой-нибудь подарок, вроде разноцветных лоскутьев, ста­ринной коптилки с изображением Егория на коне или гор­бушки хлеба, отрезанной от непочатого каравая. На загови — ны под печкой или в углу хлева оставляли кусок мяса или чашку молока либо перед ужином выходили во двор и на коленях приглашали Д. на угощение, оставляя для него еду на столе. Так же поступали на Пасху и Рождество. Чтобы задобрить его, краюшку хлеба с солью клали в чистую белую тряпочку, во дворе становились на колени со сло­вами: «Хозяин батюшка, частный дамавой, хозяюшка дама — вая, матушка частная, вот я вам хлеб-соль принес!», — а узелок относили к воротам.

Иногда бывало так, что Д., благоволя хозяевам, все-таки доставлял им много неприятностей. В таких случаях, если он душил человека, можно было отогнать его молитвой или бранью. Если мучил скотину, в хлев вводили медведя или козла, вешали убитую сороку или зеркало. Если выщипывал курам перья на голове, в курятнике вешали старый лапоть, горшок с отбитым днищем, камень с дыркой — так назы­ваемый куриный бог.

Таким образом, Д. — один из основных персонажей на­родной мифологии, объектом воздействия которого являлось само жилище и его обитатели, а также весь примыкающий к дому крестьянский двор с хозяйственными постройками и скотом. Образ «Д.» сочетал в себе элементы культа пред­ков и функции ангела-хранителя.

Литература:

1. Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1990; 2. Зеленин Д. К. Этнография восточ­ных славян. М., 1991; 3. Иванов В. В., Топоров В. Н. Домовой // Мифологический словарь. М., 1998; 4. Иванов П. В. Народные рассказы о «домовых», леших, водяных и русалках. Харьков, 1893;

5. Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1994;

6. Померанцева Э. В. Русские рассказы о домовом // Славянский фольклор. М., 1972; 7. Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1995; 8. Архив РЭМ, ф. 7, on. 1.

Е. Мозоль