ДЕВОЧКА (КУТЫРКА, НЕДОРОСЛАЯ, ОТРОКОВИЦА, ПОДЛЕТОК, ПОДРОЩА)
Подросток от 7—8 до 13—15 лет. В этом возрасте происходило физиологическое и психологическое формирование Д. как представительницы женского пола; она начинала осознавать свою половую принадлежность. Изменение статуса отражалось в формах обращения к Д., в особенностях ее прически и одежды, в поведении и трудовых занятиях, в характере игр. С 16 лет ее уже признавали «девкой», «девушкой», то есть достигшей брачного возраста.
Подростковый период делился по крайней мере на два этапа, соответствующие распределению Д. на два «слоя» (возрастные группы): «младший» («девченята», «девчонка») и «средний» («на подросте»). По достижении совершеннолетия Д.-подросток переходила в «старший слой» — группу взрослых девушек «на выданье».
С подросткового возраста Д. начинали называть по имени (до этого доминировали обращения к ним, в которых отсутствовало указание на пол: «детка», «п ос и куш а», обобщенное — «ребятня», «мелочь», «челядь», «горох»). Однако в отличие от взрослых девушек, называемых полным именем (иногда с отчеством), в номинациях подростков присутствовали суффиксы с уменьшительным и ласкательным значением: Дунька, Клавдюшка, Машуня.
Переход от детства к отрочеству знаменовался изменениями в одежде. Если до 6—7 лет Д., как и мальчиков, одевали только в рубашечку с поясом, то по достижении этого возраста к костюму в зависимости от местной традиции прибавлялись юбка или сарафанчик. Одежда Д.-подростков по покрою была такой же, как и у взрослых девушек, отличаясь лишь качеством материала: либо ее шили из самой дешевой ткани, либо перешивали из поношенных вещей старших сестер или взрослых.
В западно — и южно-русских губерниях Д.-подростки нередко носили рубаху без поясной одежды вплоть до совершеннолетия и даже свадьбы (см. Девушка, Бабий наряд). Зато одним из маркеров принадлежности к женскому полу здесь непременно были сережки: в 6—7 лет Д. протыкали уши и надевали «пушки» — круглые шарики из гусиного пуха. Такие «пушки» впоследствии — во время девичества, а затем и в первые годы замужества — являлись деталью головного убора и закреплялись на висках или под ушами.
Кроме сережек Д.-подростки могли носить и другие украшения, но обычно их не покупали, а использовали недолговечные самоделки. Так, бусы чаще всего представляли собой нанизанные на нитку ягоды.
О внешности Д. заботилась мать: следила за чистотой одежды, заплетала косу, которую, правда, до совершеннолетия скрепляла не красивая покупная лента, а обрывок ткани или свитый из нитей гашник. Ориентируясь на будущую судьбу дочери, мать с каждым годом все больше внимания
Уделяла ее внешнему виду, так как в противном случае она могла услышать упреки со стороны соседей.
Традиционно для подростков не поощрялось соприкосновение в быту с предметами, соответствующими противоположному полу. Это, по народным представлениям, могло изменить половую природу или спровоцировать обретение качеств другого пола и, соответственно, пагубно сказаться на дальнейшей судьбе. Для Д. сравнения «как парень», «как мальчишка», исходящие от подруг или взрослых, воспринимались как серьезный укор и оскорбление.
В процессе выполнения домашних и полевых работ (стряпня, уборка дома, стирка, доение коровы, жатва и прочее) мать обучала всему этому дочь, показывая и объясняя, что к чему, иногда позволяя осуществлять наиболее простые операции. По мере освоения трудовых навыков Д. начинали рассматривать как помощницу матери, и за нею закрепляли некоторые посильные для нее обязанности. Так, Д. могла выгнать и встретить скотину, помочь приготовить для нее корм, поднести матери, занятой готовкой, продукты или кухонную утварь, подмести пол, помыть посуду, присмотреть за младшими братьями и сестрами. По виду трудовых занятий Д.-подростка называли «казачихой» (работница по найму с 12 лет), «пестуньей», «нянькой», «смотреей».
В области ткаческих работ, считавшихся в традиции женским занятием, Д. в 5—7 лет могла помогать матери наматывать нитки на цевки (берестяные трубочки, выполняющие роль катушек) для челнока (деталь, с помощью которой при тканье через зев основы пропускается уточная нить). К 7 годам она овладевала навыками прядения, и отец делал ей личную прялочку чуть меньшего размера, чем обыкновенная. В южно-русских губерниях Д-подростки не только пряли, но и чесали шерсть. Во многих местах с 10 лет девочки начинали ткать пояса. В Орловской губ. в 12 лет маленькая мастерица могла изготовить себе наряд. Повсеместно у русских к 14—15 годам — завершению подросткового периода — Д. была уже способна ткать, что было необходимо для заготовки приданого на следующем возрастном этапе.
В некоторых местностях в конце XIX — начале XX в. еще сохранялись обряды посвящения в ткаческое ремесло. Так, в Смоленской губ. первую спряденную Д. нитку сматывали в клубочек и сжигали, а «оставшуюся золицу новопоставлен — ная прядильщица должна выпить и закусить хлебцем; тогда над нею смеются: „Его зъяси — будишь харошая пряха" — <…> — „Зъешь, а то прясть ня будишь уметь"» (3, с. 200). В Вологодской губ. семи-восьмилетние Д., только что научившиеся прясть, собирались на «маленькие» посиделки. Здесь они устраивали хоровод вокруг ступы для толчения зерна и приговаривали: «Ступа да пест, научи меня престь!» Если у Д. нить не получалась ровной и прочной, ей нужно было в Чистый понедельник (первый день Великого поста) выбежать вечером на улицу, зажечь напряденный клубочек и поднять подол, чтобы сесть голышом на снег, дожидаясь, пока не сгорят все нитки. Считалось, что после этого прядение будет ей удаваться. Иногда, в то время пока Д. сидела на снегу, клубочек сжигали в печке старушки, которые давали ей веретено и кудель для прядения первой нитки. На Вологодчине этот обычай бытовал вплоть до 1940-х гг.
С 9—11 лет дочь помогала матери жать в поле, для чего ей изготавливали маленький серп. Чуть позже, по мере накопления физических сил, она могла уже копать картошку. Одной из обязанностей Д.-подростков была прополка огородных растений.
В подростковом возрасте происходило формирование групп по половому признаку. Для их общения было характерно разделение и некоторое противостояние Д. и мальчиков, выражавшееся в насмешках друг над другом, в усиленном использовании дразнилок, в обсуждении и сравнении статусов в пользу своей группы. При этом внутри нее порицалось проявление качеств или особенностей поведения, присущих противоположному полу.
Д. организовывали свои собрания: «маленькие» и «средние» беседы, на которых, как и взрослые девушки, пряли, а также разучивали песни и игры, входившие в репертуар старших поколений. Во многих местностях на посиделки Д. мальчики-подростки не приходили.
Для «недоростков» очень притягательны были беседы взрослых, и наиболее бойкие Д. старались проникнуть туда, хотя бы в качестве наблюдателей. Участие же их в посиде — лочных играх практически исключалось. Нарушителей с насмешками и позором выпроваживали за дверь избы. Если для перехода с «младших» посиделок на «средние» было достаточно приглашения («Настасья, приходи сево года к нам на беседу!»), то при переходе на «взрослую» беседу устраивалась особая церемония. Старшие девушки, придя к общему решению по поводу кандидатов для перевода, направляли со своей вечерины на «среднюю» беседу нескольких человек, которые, приглашая ту или иную Д. к себе, кланялись ей в ноги. Новенькие не сразу становились полноправными участницами «взрослых» посиделок. Они занимали наименее престижные места и имели особые наименования: «напусканки», «охобетье», «подчалки».
Во время весенне-летних гуляний Д. устраивали свои игры и хороводы неподалеку от взрослых молодежных собраний. На последних они тоже могли появляться, но лишь как пассивные наблюдатели.
Возраст от 13—14 до 16—17 лет был наиболее тревожным для самой Д. и для ее матери. С момента появления у дочери регул (месячных очищений) мать начинала с особым вниманием «приглядывать» за ее поведением. Считалось, что в этом возрасте Д. без должного осознания может кем-ни — будь увлечься; поэтому следили, чтобы она не заигрывалась
Поздно вечером с мальчиками-ровесниками. Мать объясняла дочери подробности, касающиеся ее взросления и отношений между мужчиной и женщиной, и по возможности старалась вызвать ее на откровенное общение.
В некоторых местностях первые регулы Д. знаменовались ритуальными действиями. Так, в Орловской губ. в связи с событием собирались все женщины села и устраивали совместную трапезу, при этом Д. должна была плясать на своей рубашке. Во Владимирской губ. подруги сажали ее в снег, обливали водой, поджигали запачканную рубашку. Здесь же по этому случаю устраивали игру «в молодые»: «невесту» (Д.-подростка) и «жениха» (старшую по возрасту девушку) отводили в овин на ночь «молодиться».
В целом во время подросткового периода происходило активное осознание Д. ее будущей роли женщины, на разных уровнях осуществлялась постепенная подготовка к переходу ее в следующий возрастной статус. При этом основными посредниками в передаче «женского» знания и умений были мать (в рамках семьи) и представительницы более взрослой девичьей группы (в рамках всей крестьянской общины).
1. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно — семантический анализ восточно-славянских обрядов. СПб., 1993; 2. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX века: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988; 3. Добровольский В. Н. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914; 4. Кабакова Г. И. Девочка // Славянские древности: Этнолингвистический словарь. М., 1995. Т. 1; Девушка // Там же; 5. Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. М., 2001; 6. Морозов И. А., Слепцова И. С. Праздничная культура Вологодского края. Ч. 1. Святки и масленица // Российский этнограф. М., 1993. № 8; 7. Архив СПб ГУ, 2000, Вологодская обл.
Е. Мадлевская