ДЕВИЧЬИ РИТУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

Характерны для весенне-летних об­рядов, которые приурочивались к праздничным датам народ­ного календаря. В народе такие праздники называли де­вичьими (женскими), их особо почитали в среде женской молодежи и молодух. Главными девичьими праздниками тра­диционно считались Семик и Троица.

Во время Д. р. и., соотносимых с гуляньями, хороводными шествиями, пением песен, обрядовыми и игровыми дейст­виями, происходило символическое единение всех девушек, А также девушек и молодух. С точки зрения традиционной культуры, девушки и молодухи относились к той возрастной категории, которая обладала единым социальным статусом, определяемым их переходным состоянием от девичества к материнству. Как правило, руководила Д. р. и. более стар­шая и опытная женщина. Присутствие мужской части насе­ления на них, как правило, не допускалось, более того, нередко предпринимались усилия, чтобы сохранить время и место их проведения в тайне. В некоторых местах, если мужчины участвовали в играх, их роль была пассивной, в противном случае они активно старались помешать прове­дению этих игр.

Д. р. и. начинались во время Великого поста и заканчи­вались к Петрову дню. Великий пост, осмысляемый в тради­ции как период строгого воздержания, молитв и раскаяния, исключал любое веселье. Однако проведение Д. р. и. обу­славливалось их значимостью в традиционном мировоззре­нии; а крестьяне зачастую даже не считали их увеселе­нием. В Великий пост одной из наиболее ярких была игра «в бачу», которая проводилась в селе Усть-Цильма на реке Печоре. Инвентарь игры составляли бачевые палки — палки с рукоятью, заостренные с одного конца, раскрашенные и покрытые резьбой, и «бача» — деревянная фигурка. Изго­тавливали бачевые палки парни; каждый дарил их своей девушке или той, которой симпатизировал. В назначенный

154 ДЕВИЧЬИ РИТУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

День празднично одетые девушки с бачевыми палками вы­ходили на улицу, где уже собрался народ. На снегу чертили круг, в центр которого ставили «бачу», а в 6—7 метрах от него проводили черту, отсюда каждая девушка бросала свою палку, пытаясь выбить «бачу». После того как сбивали «бачу» или бросалась последняя палка, девушки бежали под­бирать свои палки и как можно скорее возвращались обрат­но; последняя, переступившая черту, становилась водящей.

Большинство Д. р. и. Великого поста было связано с об­рядами закликання весны. Ранней весной девушки объеди­нялись в группы для исполнения песен-закличек, призываю­щих весну и птиц. На восходе солнца девушки, одетые в чистые нарядные одежды, собирались на краю деревни и, отыскав место посуше, запевали:

Весна красна, На чем пришла? На чем пришла, Пришла, приехала? — На кобыле вороной, С сохою, с бороной!

Иногда девушки вечером выходили на улицу, разводили за деревней костер и, прыгая через него, исполняли песни — веснянки.

В пасхальный период, когда начинались уличные гулянья, Д. р. и. с заклинанием весны продолжались, но проходили иначе. Они представляли собой праздничные хороводные шествия, которые нередко носили название «встречать весну». Девушки и молодые женщины в праздничных кос­тюмах собирались на холме или в центре деревни, выстра­ивались парами или в линии и «закликали» весну, распевая песни: «Райские птички, прилетите, Красну весну прине­сите». В Переславле-Залесском Владимирской губ. на Крас­ную горку (первое воскресенье после Пасхи) девушки в оди­наковых белых платочках подходили к церкви, где стано­вились в круг. Затем с пением лирических песен на темы любви и брака они разбивались на пары и обходили цер­ковь против солнца, а далее совершали хождения вдоль села. Так в течение дня разыгрывали трижды, в перерывах расходились по домам, чтобы переодеться.

Основная часть Д. р. и. приходилась на Семик (четверг седьмой недели после Пасхи) и Троицу, праздновавшуюся на пятидесятый день после Пасхи. К ним относят обрядовые действия с троицкой березой, «крещение и похороны ку­кушки», ритуалы проводов-похорон, хороводные шествия, обходы, состязания, трапезы, магические акты.

Наиболее характерными для этого периода представля­лись действия с березой. В центральной России был широко распространен обряд «завивания берез». Группы девушек и молодух выбирали в лесу березку, ветви которой на следую­щий день «завивали» друг с другом или с соседними берез­ками в виде кольца — «венком», арки — «воротцами», жгута или «косы»; иногда, когда делали «косу», ветви дерева переплетали с растущей под ним травой. Для скрепления и украшения завитых веток использовали полотенца, нитки, собранные цветы или снятые с себя ленты, платки, пояса, шнуры, украшения и т. п.

На большей части территории России был известен обы­чай вырубания и украшения троицкой березки, с которой затем совершали ритуальные обходы полей, деревни, домов. Ее украшением также служили элементы девичьего убран­ства. В Ростовском у. Ярославской губ. березку «убанчива — ли», как и свадебное деревце. В некоторых местах каждая участница непременно должна была повесить на березку свою ленту. В Сибири троицкую березку наряжали, как девушку, «в „самолучшо" девичье платье, приплетали из кудели косу, украшали „королькам" [бусами]». Коса и лента в свадебных обрядах выступали символом девичества, во­площением «девичьей красоты». Не случайно свадебные мо­тивы звучат и в песнях, сопровождавших украшение троиц­кой березки:

Елья, елья-березонька, Елья кудревата! Задумал пан женитися На душе на красной девице, На березе, на сестрице.

Ритуальные игры с троицкой березой по структуре схожи с другими обрядами, атрибутами которых выступали: Кукушка, русалка, Кострома, стрела/сула, колосок. Они вклю­чали такие действия, как выбор или изготовление централь­ного символа, его украшение, шествие с ним, сопровож­давшееся выходом в поля, обходом поселений и домов, а также последующее его исчезновение/уничтожение. Каж­дое обрядовое действие включало трапезы, хороводы, пляс­ки, гулянья.

В качестве центрального предмета использовали соло­менную или тряпичную куклу, которую называли «берез­кой», «Костромой», «кукушкой», «русалкой»; нередко ее основой служила береза или ее ветвь. В изготовлении куклы участвовали все девушки и молодухи: каждая приносила по лоскуту и ленте для ее украшения. Куклу наряжали в девичью (женскую) одежду, украшали свежей зеленью, бусами, лентами. В некоторых местах антропоморфное чуче­ло изображало мужчину, его наряжали в мужскую рубаху и штаны. Куклу-мужчину обычно сопровождал персонаж женского пола. Таковы пары: кукушка и кукун, Семичиха и Семик. Иногда куклу заменял какой-либо предмет, при­надлежащий девушке, например лента (в обряде «вождение стрелы»).

Во время шествия или обхода ритуальный предмет несла одна из участниц обряда, как правило самая молодая. Для

156 ДЕВИЧЬИ РИТУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

Нее это было своеобразным испытанием, сопровождавшим вступление в девичий коллектив. Атрибут обряда сначала держала в руках девушка, затем молодая женщина, а по его окончании девочка-подросток.

В Д. р. и. персонажей одного ряда могли изображать ряженые: девочки, девушки, молодухи. Так, во время обряда «вождение колоска», распространенного во Владимирской губ. и представляющего собой «хождение» к полям и «вели­чание» ржи, девушки и молодухи выбирали самую красивую и подвижную девочку 9—12 лет, которую наряжали в празд­ничный сарафан, украшали лентами и венком. Кострому в ритуале «похороны Костромы» изображали девушка или’ молодая женщина, выбранные сверстницами; их одеянием служили белые ткани, закутывающие все тело, а в руках была зеленая ветвь.

Некоторые шествия носили торжественный характер, как правило, их называли «вождение», «хождение». При этом девушки и молодухи, собравшись вместе, совершали выхо­ды в поля, вокруг или вдоль поселений. Шествие зачастую представляло собой хоровод, состоящий из девичьих пар. Один из интереснейших вариантов шествий представлен в обряде «вождение колоска». Его участницы разбивались на пары. Каждая пара, стоя лицом друг к другу, соединяла руки таким образом, что по ним могла пройти девочка-«ко — лосок». Все пары становились рядом, плечом к плечу, со­ставляя дорожку из рук девушек. По ней, опираясь на голо­вы участниц, шла «колосок». Пара, которую девочка преодо­лела, покидала свое место и становилась впереди, продолжая дорожку. Эта процессия в сопровождении песен медленно продвигалась к полю, начавшему в это время колоситься.

Традиционно такие шествия девушек и молодух могли обозначаться глаголами: «провожать», «погребать», «закапы­вать», «хоронить». Они включались в обряды проводов-похо- рон: «проводы/похороны русалок» (см. Русалка), «похороны Костромы», «закапывать стрелу», «крещение и похороны кукушки» (см. Кукушка), а также были связаны с пусканием по реке венков и троицких березок. Во время шествий девушки инсценировали похоронную процессию с ряже­ными: священником и церковными служками, плакальщица­ми. В обряде «похороны Костромы» главного персонажа — Кострому (чучело или ряженого) клали в импровизирован­ный гроб: носилки или корыто. Девушки, переносившие гроб, в знак траура покрывали головы белыми платками, «священник» махал «кадилом» — старым лаптем с угольком внутри, плакальщицы пели:

А теперь, Кострома, Ты во гроб легла!.. Стали Кострому Собирать-одевать; Собирать-одевать И оплакивать.

Нередко такие похороны сопровождались ритуальным смехом, песнями, плясками, шутками, состязаниями, обли­ванием водой. Шествие, как правило, выходило за пределы поселения, где центральный персонаж изгонялся. Ряженного Костромой купали в воде, так же поступали и с девушкой, носившей троицкую березку. В обряде «проводов русалки» девушек, ряженных русалками, загоняли в поля, в лес, на территорию другой деревни. Ритуальный предмет сжигался, разрывался, потоплялся, оставлялся (прятался), закапывался в поле, в лесу или на меже — границе земель. Перед унич­тожением девушки нередко снимали с него свои украшения, ленты, детали одежды. В том случае, когда ритуальную куклу разрывали, каждой участнице обряда доставалось ее частица, которую девушка уносила домой.

Обходы домов девушки обычно совершали все вместе или делились на группы по десять — пятнадцать человек; в Сибири такие группы назывались «вьюнами». Они подхо­дили к каждому дому и исполняли под окнами песни-благо — пожелания, заканчивавшиеся просьбой:

Дай нам шильцо да мыльцо, Белое белильцо Да зеркало,

Копейку да денежку — За красную девушку! Ой, дид-ладо! Семика честного яичницу!

Хозяева обязательно одаривали их яйцами. В Костром­ской обл. д ев у ш к и — о б х о д ч и и ы, пожелав домохозяевам уро­жайного года, требовали: «Дай, яичко на яишенку». В слу­чае, если их не даривали, следовала угроза: «У тебя бы курицы не неслись» (6, № 33). Некоторые исследователи полагают, что «собирание и одаривание девушек яйцами могло означать наступление физической зрелости, симво­лизируя потенциальную готовность к браку и рождению детей» (4, с. 73). На это указывает и рязанский обычай, со­гласно которому девочку-подростка, вступившую в пору, в первый большой праздник девушки-подружки одаривали яйцами. Девичьи обходы домов совершались и во время рас­пространенного обычая ходить на угощение ко всем девуш­кам деревни по очереди.

Шествия и обходы были обязательной частью и тех Д. р. и., которые построены без центральных персонажей и ритуальных предметов. Таким повсеместно известным было шествие, напоминавшее собой хоровод «воротца». Во время «вождения стрелы» у русских старообрядцев Мол­давии участницы разбивались на пары и выстраивались цепочкой вдоль улицы, держась за платки. Первые две девушки делали «воротики» — поднимали вверх соединен­ные руки, под которыми проходили все пары, пока первые не становились последними. Участницы обряда «вождения колоска», возвращаясь из полей в деревню, выстраивались

158 ДЕВИЧЬИ РИТУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

В хороводное шествие, которое «перевивалось» по подобию игры «в воротца».

Вариантом деревенских обходов были девичьи шествия вдоль села. Проход совершался из конца в конец медленно и степенно, с песнями. Подобного типа девичьи игровые ше­ствия носили название «улочка», «застенком» и др. Во время игры «улочка» участницы изображали улицу, выстраиваясь в два ряда, друг против друга. Девушки, завершающие оба ряда, выходили и шествовали по «улице» между подругами, затем становились каждая в своем ряду первой. Нередко в конце игры девичьи группы, представлявшие разные де­ревни или концы крупных поселений, соединялись. В неко­торых местах существовал определенный порядок выстраи­вания девушек по возрасту, общественному положению.

Д. р. и. включали совместные трапезы, гадания, катание на качелях, состязания. Трапеза, как правило, являлась за­вершением ритуалов. В локальных традициях место совер­шения трапезы скрывалось от остального населения или, наоборот, было открыто и происходило на глазах у всех. Основным блюдом считались яйца или яичница. Яйца соби­рали во время обходов домов или в складчину: каждая девушка и молодуха должны были принести по одной-две штуки. Кроме яиц в трапезу обязательно входили блюда из зерна и муки; при этом наиболее часто встречались каши, Караваи, куличи и козули, два последних вида представляли собой выпечку, изображавшую венок, в центр которой иног­да запекали яйца. Именно во время трапезы девушки-под — ростки, впервые участвовавшие в обряде, девушки-невесты и молодухи обменивались пожеланиями, соответствующими возрасту и социальному статусу каждой.

В ходе гаданий, сопровождавших Д. р. и., девушки же­лали узнать, что ждет их впереди: жизнь или смерть, ско­рое замужество или долгое девичество, молодые женщины загадывали о половой принадлежности будущего ребенка. Гадали по корню вырытого растения кукушкины слезы: если корень длинный, то будет мальчик, если круглый — девочка.

Д. р. и. включали магические действия, способствовавшие приобретению жениха, а для молодух — детей и семейное благополучие. Любовные заговоры произносились еще при обрядах «встречи весны». Тогда девушки, собравшись вмес­те на холме, вставали в круг, в центр которого выходила девушка-хороводница. Она и читала заговор, обращенный к «Красному Солнышку» и заканчивавшийся словами: «Кого хочу, того люблю, кого сама знаю — тому и душу замыкаю — Замыкаю я им, тем золотым ключом, доброго молодца (имя­рек) на многие годы, на долгие весны, на веки веченские заклятьем тайным нерушимым. Аминь!» (3, с. 193). Вслед за ней слова заговора повторяли и все присутствовавшие. При украшении березы каждая девушка старалась привя­зать свою ленту как можно крепче, чтобы «милый любил».

В Московской губ. в ночь на Троицу девушки обязательно сжигали старые мужские штаны, для того чтобы невест в деревне было больше (2, с. 219). А молодые женщины пили отвар корня растения кукушкины слезы, пригова­ривая: «Кокушка, уроди мне сынушку-дочушку». Это расте­ние употребляли также для налаживания отношений между супругами: жене необходимо было напоить мужа настоем этого корня.

Основным мотивом песенного репертуара Д. р. и. было величание девушек, нередко каждой в отдельности:

У нас во селе Все девицы пригожи, Пригожи и румяны, С огненными очами.

Важное место занимала и тема брака, любовных пере­живаний. Во время Д. р. и. девушки вспоминали о своих возлюбленных, а молодухи — о мужьях, особенно если по­следние находились на заработках в городах. Наряду с брач­ными мотивами в песнях часто встречается момент нега­тивного отношения девушек и молодых женщин к мужчи­нам, который отчасти отражает запрет на их присутствие в девичьих ритуалах. Так, в некоторых песнях, обращенных к троицкой березке, звучит просьба: «Сгуби и ты мужа, сломи ему голову». При потоплении троицкой березки де­вушки пели: «Тони, Семик, топи сердитых мужей». В хоро­водной игре «дударь» девушки со смехом избивают и изго­няют парня — «дударя». В троицких песнях поется и о не­желании замужества: «Виси, венок, не развивайся, а моя девичья краса не кончайся» — или о нежелании выхо­дить замуж за старого. Нередко рисуется непривлекатель­ный образ потенциальных женихов:

Первый-то жених — большая борода, Второй-то жених — редкие зубы, Третий-то жених — косые глаза.

В некоторых фольклорных текстах говорится о тяжелой жизни замужней женщины.

Во многих местах мужчины принимали участие в каком — либо действии Д. р. и. Иногда парней приглашали для вы­рубания обрядового дерева или для ношения его, но часто они появлялись, как правило, во время трапезы. По мнению жителей Енисейской губ., парни приходили, чтобы «насме­шить их [девушек] прибаутками, взвеселить песнями, пляс­кой» (5, с. 112). Обычно они приносили на обрядовую трапезу подарки — мед, «груздики», орехи, водку. Такие угощения нередко заканчивались совместными гуляньями, причем девушка сама выбирала парня и, не стесняясь, обни­малась с ним на глазах у всех.

Иногда поведение парней определялось традицией иначе. Они следили за действиями девушек и всячески старались

160 ДЕВИЧЬИ РИТУАЛЬНЫЕ ИГРЫ

Помешать им. Так, в обряде «крещение и похороны кукуш­ки» время, место действия и ритуальный объект тщательно скрывали от мужской части населения, тем не менее парни стремились найти и разорить «кукушку». Известны случаи ритуального разорения «кукушки» парнями после девичьего кумления. Случайно или специально они могли нарушить ход обрядового действа, внезапно появившись перед тайным шествием девушек и молодух на улице или сломав запле­тенные ветви берез. За этим поступком могло последовать наказание в виде побоев со стороны девушек.

Д. р. и. включали гадания парней — вариант, редко встречающийся в традиции. Происходило это после обряда «вождение колоска». Неженатые мужчины подбирали ко­лосья ржи, брошенные «колоском» на дорогу: стебель с вы­метнувшимся колосом свидетельствовал о том, что его вла­делец обязательно женится в осенний мясоед (период от Успенского до Рождественского поста).

Д. р. и. имели различную направленность. На первый план выступала их аграрно-магическая значимость, что явля­лось естественным для земледельческого общества. В народ­ной интерпретации почти все обрядовые действия весенне — летнего периода, совершаемые девушками и молодухами, способствовали стимуляции и росту посевов. Об этом сви­детельствует и песенный репертуар игр:

Ой, ще девки шли, там и рожь густа… Где молодушки шли, там цветы цветут, Ну цветут цветы по всей улице да по бережку, Что по бережку, под кусточкам.

Важную роль в аграрных обрядах исполняла женская молодежь, что объяснялось и мифологическими представле­ниями о женской природе земли.

Заметное место в девичьем ритуальном комплексе отво­дилось весенней символике и весеннему возрождению природы. Культ растительности являлся основным для тро — ицко-семицких праздников. В Д. р. и., относящихся к типу «проводов-похорон», прослеживается идея умирания-вос — кресания божества растительности, а в центральном пер­сонаже этих действий видят его воплощение. Символична и приуроченность Д. р. и. к весенне-летнему времени. Она основана на народном представлении о связи данного периода жизни природы, являющего собой переход от весны к лету, с возрастом молодости и юности человече­ской жизни. В большей степени можно говорить о соотне­сенности физиологического состояния девушек и молодух с состоянием поздней весны — расцветающей, но еще не плодоносящей.

Несомненна связь Д. р. и. с культом умерших, а в част­ности, с поминовением душ умерших младенцев, девушек и молодых женщин. Считалось, что один раз в году они появлялись на земле в образе русалок и поселялись в све­жей зелени, активно использовавшейся в Д. р. и., в том числе и для создания костюмов ряженых, и для изготов­ления венков. Соблюдение некоторых девичьих обрядов ставилось в традиционном сознании в непосредственную зависимость от появления русалок. Их образ являлся цент­ральным в одном из вариантов ритуальных проводов-похо — рон, которые осмыслялись как изгнание, выпроваживание из пространства, освоенного человеком, существ, связанных с иным миром.

Ряд исследователей называют Д. р. и. весенне-летнего пе­риода «переходными» и относят их к типу инициационных. Каждая девочка-подросток с наступлением половой зрелости или по достижении определенного возраста включалась в эти игры, что символизировало ее переход в молодежную половозрастную группу, готовность к браку и воспроизвод­ству. Для участия в играх девушки готовили специальную одежду: либо использовали самую лучшую, либо определен­ного цвета и покроя. Существует предположение, что к ряду атрибутов, используемых в Д. р. и., и прежде всего к обра­зу троицкой березы, женщины и девушки обращаются как к божеству-прародительнице, у которого они испрашивают потомство и которое, соответственно, в ходе обряда наде­ляет их душами-зародышами будущих детей. Некоторые ис­следователи в образе этого женского божества видят черты Богородицы. Таким образом, наряду с переходом девочек — подростков в молодежную группу осуществлялся «символи­ческий переход девушки в статус женщины, который мыс­лился когда-то не столько через вступление в брак… сколько через материнство» (1, с. 142) Переходный характер Д. р. и. позволяет сопоставлять их со свадебными ритуалами, а не­которые исследователи предполагают, что некогда свадьбы справлялись в весенне-летний период.

По мнению И. М. Денисовой, поскольку обретение буду­щих детей мыслилось через божество, без участия мужчин, это и обусловило их отсутствие в Д. р. и. и повлияло на отрицательное отношение к ним в этот момент.

Литература:

1. Денисова И. М. Вопросы изучения культа священного дерева у русских: Материалы, семантика обрядов и образов народной культуры, гипотезы. М., 1995; 2. Елеонская Е. Н. Записи обычаев и обрядов Московской губ. Можайского у. // Сказка, заговор и колдовство в России. М., 1994; 3. Коринфский А. Н. Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. Самара, 1995; 4. Любимова Г. В. Обрядовые игры с переход­ной семантикой в русской традиционной культуре // Этнографи­ческое обозрение. 1998. № 4. 5. Макаренко А. А. Сибирский народ­ный календарь. Новосибирск, 1993; 6. Традиционные обряды и об­рядовый фольклор русских Поволжья / Сост. Г. Г. Шаповалова, Л. С. Лаврентьева. Л., 1985.

Т. Зимина