БЕЛИЛА-РУМЯНА

Косметические средства, которые традиционно использовали девушки, достигшие брачного возраста, и мо­лодые замужние женщины, а также обобщенное название этих косметических средств.

Применение белил и румян на Руси имеет длительную историю. Указание на обычай белиться и румяниться, харак­терный для девушек, содержалось уже в рукописном источ­нике первой четверти XIII в. — «Летописце Переяславля Суздальского». Многочисленные упоминания об этом обы­чае как очень своеобразном на европейский взгляд встре­чались в записках путешественников, побывавших в рус­ских землях в XVI—XVIII вв. Так, по сообщению немецкого ученого-энциклопедиста А. Олеария, посетившего Россию в 1630-е гг., русские женщины «все румянятся и белятся, притом так грубо и заметно, что кажется, будто кто-нибудь пригоршнею муки провел по лицу их и кистью выкрасил щеки в красную краску. Они чернят также, а иногда окра­шивают в коричневый цвет брови и ресницы» (5, с. 335).

В XIX в. обычай белиться и румяниться, а также сур- мить брови широкое распространение имел исключительно в крестьянской среде и маленьких городах. В качестве румян в деревне использовали бодягу, свеклу, водку, насто — енную на красном сандале и сахаре, свежие ягоды или сухой корень ландыша, фуксин, а также обертки красного цвета от конфет и головки серных спичек; в Псковской губ. щеки румянили клюквенным соком. Для беленья же служи­ли покупные свинцовые белила, растертые стеариновые свечи, мыло, мука, в некоторых случаях — покупная пудра. Брови обычно «наводили» сурьмой, жиром, углем.

52 БЕЛИЛА-РУМЯНА

С точки зрения половозрастной стратификации в тради­ционном обществе употребление Б.-р. было строго регла­ментировано: белиться и румяниться могли только взрослые девушки и молодухи. Таким образом, для нижней возраст­ной границы использование Б.-р. выступало как знак со­вершеннолетия девушки. Это очевидно и на фольклорном материале. Так, в Вологодской губ. девушки в день вен­чания пели:

Наши девушки молоденькие, Не беленые, не мазаные, Женихам еще не казаные. Мы набелимся, намажемся, Женихам-то мы покажемся.

Вместе с тем белиться и румяниться, по традиционным представлениям, считалось обязательным для этой группы девушек. Появление в хороводе или на гулянье ненабелен — ной и ненарумяненной воспринималось как неприличие. Так, в Курской губ. у девушек, отправившихся в хоровод, «поверхность лица была выбелена тщательным образом, резко оттеняя цвет кожи на шее; на щеках были нарисова­ны красные пятна — у иной в форме площади круга, у дру­гой они имели овальную форму, у третьей — полосочками и т. д. <…> Лица хороводниц представляли собой не что иное, как своего рода маски, так они были все выбелены, нарумянены и, наконец, насурмлены» (6, с. 94).

В народной культуре XIX в. сохранились отголоски пред­ставлений о связи румянца, при необходимости искусствен­но обозначаемого Б.-р., с признаком физиологической зре­лости девушки — регулами (месячными очищениями). Эта связь обнаруживалась, прежде всего, на языковом уровне — в номинации явлений. В русских говорах понятия «румянец» и «регулы» передавались одним словом «краски», в смолен­ском говоре слово «красило» использовалось для обозначе­ния румян. Аналогично и слова с корнем — маз-: «мазка», «мазила» у русских обозначали притирания, белила или ру­мяна, а в Пермской губ. уральские казаки «мазкой» назы­вали кровь. Связь регул с румянцем прослеживалась также в ритуальных действиях, отмечавших наступление зрелости девушки (см. Месячные).

Вполне обоснованной выглядит в традиционной культуре связь Б.-р. с понятием девичьей красоты. В некоторых мест­ных традициях, например в Вологодской губ., наряду с та­кими предметами из обихода невесты, как лента, бусы, зер­кальце, Б.-р. известны в качестве одного из компонентов материального воплощения девичьей красоты. Соотнесение беленья-румяненья с девичьей красотой нередко встреча­лось также в свадебных текстах. В Вологодской губ. невеста причитала:

Каково я нарядилася, Бело ли набелилася,

Румяно ли намазалася, Хорошо ли наложила Свою девью-то красоту.

В свадебных же причитаниях утрата невестой ее девичьей красоты изображалась иногда через образ Б.-р.:

Я недолго стояла, Сколь много простояла. Простояла я, девица, Со лица-то румянчики, С белых ручек белилчики, Потеряла я, девица, Свою честну девью красоту…

При соотнесении Б.-р. с девичьей красотой важной оказы­вается связь ее не только с невестой, но и со всем девичьим кругом. Показательно, что в качестве выкупа за девичью красоту подружки невесты часто требовали деньги на Б.-р.: «Господин тысяцкий, с вас на белила да на мазила».

В некоторых местностях, например в Тверской губ., Б.-р. были общим достоянием всех девушек: «Румяны и бели­ла — непременная принадлежность наших девушек и моло­дых женщин. Никакие отговаривания и советы по поводу отменения этой моды не помогут <…> Большие покупают в складчину коробку пудры, так как для одной она оказы­вается дорога».

В свадебной лирике мотив беленья-румяненья звучал в качестве определяющего девичество вообще. Так, в самар­ской свадебной традиции от имени невесты пели:

Вспомню там я долю девичью: Я во девушках все резвилася, Свое личко-то все белила я, Я краснехонько все румянилась, Наводила брови черные, Надевала платье цветное.

Вместе с тем в некоторых фольклорных текстах про­слеживалось противопоставление белил и румян как белого и красного цвета, в традиционной культуре закрепленных соответственно за женским и девичьим статусом:

Дари девиц по гривне, Молодым молодицам на белила, Красным девушкам на румяна.

Народное понятие женской красоты включало в себя представление о белой коже и румянце на щеках. Оно со­хранилось в различных фольклорных жанрах: песнях, были­нах, сказках, рисующих образы идеальных красавиц. Тако­ва, например, героиня былины о женитьбе князя Владимира:

Еще та Опраксея да королевична Красотой она красива да ростом высока, А лицо-то у ей дак ровно белой снег, У ней ягодницы [щеки] быв красные маковицы,

54 БЕЛИЛА-РУМЯНА

Ясны очи у ей да быв сокола,

Брови черны у ей да быв два соболя,

А реснички у ей быв два чистых бобра…

В реальной действительности идеального внешнего облика стремились достичь ритуальными действиями. Во многих местностях девушки, чтобы иметь белую кожу и быть румя­ными, в день Аграфены Купальницы (23 июня/6 июля) умывались росой. Естественная белизна кожи и румянец не исключали употребления Б.-р. в обрядовых и ритуализован — ных ситуациях. Этот факт, а также использование образа Б.-р. в мифопоэтических текстах свидетельствуют об архаич­ности феномена беленья-румяненья. В подтверждение этого следует отметить такие поэтические приемы, как сравнитель­ные обороты, гиперболизация и мифологизация образа Б.-р. в фольклорных текстах: подружки, отправляя невесту в баню, советовали ей мыться «белее снегу белого», мазаться «краше красного солнышка». Сами Б.-р. и сурмила для невесты при­возятся из дальних городов: «Белые белила из Белогорода, / Алые румяна из красной Москвы, / Черные сурмила из Черна-города». Или, как в сказке, добываются братцами-соко — лами и сестрами-ластушками на синем море и в зеленом саду и представляют собой не что иное, как белую пену морскую и алой розы цвет.

В традиционной русской свадебной обрядности сущест­вовал обычай дарения невесте от жениха опредленного ряда предметов — мыла, пряника, гребня, зеркальца и других, среди которых находились и косметические средства: румя­на, белила, пудра. На этом обычае издавна останавливали свое внимание европейские путешественники. Так, Адам Олеарий отмечал, что за день до свадьбы жених посылает невесте подарки, а среди них «ларчик, в котором находятся румяна, гребень и зеркало» (5, с. 351).

Во многих местностях этот обряд почти в точности сохра­нялся вплоть до конца XIX — начала XX в. В Тверской губ., например, накануне свадьбы к моменту расплетания косы дружка приносил «подарок от жениха: зеркало, покрытое полотном, и ящик с гребенками, лентами, белилами, чул­ками, башмаками, наперстком, иголками и платочками» (7, с. 124). В Архангельской губ. для подношения этого по­дарка отводился один из дней предсвадебной недели, а сам обряд так и назывался — «белила» или «на белила». Отсут­ствие в этом названии слова «румяна», возможно, связано с уже отмеченной цветовой оппозицией красного как де­вичьего и белого как женского (см. об этом также Девичья красота, Девичий головной убор).

Литература:

1. Агапкина Т. А. Славянские обряды и верования, касающиеся менструации // Секс и эротика в русской традиционной культуре. М., 1996; 2. Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX — начала XX века. Половозрастной аспект тради­ционной культуры. JL, 1988; 3. Зеленин Д. К. Восточно-славянская этнография. М., 1991; 4. Маслова Г. С. Народная одежда в восточ — но-славянских обычаях и обрядах XIX — начала XX в. М., 1984; 5. Олеарий А. Описание путешествия в Московию // Россия XV— XVII вв. глазами иностранцев. JL, 1986; 6. Руднева А. В. Курские танки и карагоды. М., 1975; 7. Шаповалова Г. Г., Лаврентьева Л. С. Обряды и обрядовый фольклор русских Поволжья. JL, 1985; 8. Архив РЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1689; 2091.

Е. Мадлевская